– Да… Думаю, мы должны вернуться.
Слезы жалости, облегчения и стыда обожгли ему глаза и сжали горло.
– Надо улетать. Наша затея не удалась.
– Скоро полетим, – сказал Далзул. – Теперь уже скоро. Не волнуйтесь, Шан. Ваша тревога объясняется возросшими аномалиями восприятия. Отнеситесь к этому спокойно, как в начале нашей экспедиции. И помните, вы в полном порядке. Как только пройдет коронация…
– Нет! Мы должны улететь сейчас…
– Шан, по воле случая я взял на себя несколько обязательств и должен их выполнить. Если я отрекусь от них, фракция Акеты обнажит мечи…
– У Акеты нет меча, – пронзительным и громким голосом сказала Риель.
Шан никогда еще не видел ее в такой истерике.
– У этих людей нет мечей! Они их не делают!
Однако Далзул продолжал говорить о своем:
– Как только церемония закончится и королевская власть будет провозглашена, мы улетим домой. Ритуал займет от силы час, а потом я вернусь и отвезу вас в порт Be. Или вообще в антивремя, как говорят шутники. Прошу, перестаньте тревожиться о том, что никогда не было вашей проблемой. Это я втянул вас в нее. Все под контролем, дружище.
– Неужели вы не понимаете, – начал было Шан, но длинная черная ладонь Форист легла на его плечо.
– Бесполезно, – сказала она. – Безумие сильнее благоразумия. Пойдем. Я больше не могу выносить это зрелище.
Далзул спокойно отвернулся, словно они уже покинули его.
– Выбор невелик, – подытожила Форист, когда они вышли на полуденный зной под ослепительный солнечный свет. – Нам надо либо дождаться этой церемонии вместе с ним, либо треснуть его по голове и утащить на корабль.
– Лично я за второе предложение, – сказала Риель.
– Если мы затащим Далзула на корабль помимо его воли, он не вернет нас в Be, – возразил им Шан. – Скорее всего, Далзул снова полетит сюда, и ситуация станет намного хуже. Что, если, спасая Ганам, он разрушит этот мир?
– Шан! Остановись! – сказала Риель. – Разве город Ганам – это мир? Разве Далзул – всемогущий бог?
Он с недоумением посмотрел на нее, не зная, что ответить. Мимо прошли две женщины, с любопытством поглядывая на пришельцев с небес. Одна из них приветливо кивнула:
– Ха, Фойе! Ха, Иель!
– Ха, Тасасап! – ответила ей Форист.
Риель, сверкнув глазами, повернулась к Шану:
– Ганам – это маленький городок на большой планете, которую местные жители называют Анам. Люди в долине именуют ее по-другому. Мы видели лишь крохотную часть этого огромного мира. И потребовались бы годы, чтобы хорошо познакомиться с ним. Попав в тиски чартен-проблемы, Далзул потерял здравомыслие и заразил безумием нас. Не знаю, насколько я права, но меня сейчас это мало волнует. Далзул вмешался в священные дела, и его поступки могут вызвать большие беспорядки. Но пусть об этом тревожатся гамане – те люди, которые здесь живут! Это их территория! И одному человеку не под силу спасти или уничтожить целый народ! Они имеют свою собственную историю и рассказывают ее веками! Я не понимаю их уклада жизни, потому что не знаю языка. Возможно, для них мы просто четверо идиотов, упавших с небес!
Форист обвила руками ее плечи и прижала к себе.
– Когда она волнуется, это возбуждает, правда? Ну, не хмурься, Шан. Акета не собирается убивать домочадцев Виаки. И я еще ни разу не видела, чтобы эти люди разрешали нам вмешиваться в какие-то серьезные дела. У них тут все под контролем. Нам лишь остается дождаться церемонии и спокойно отправиться домой. Возможно, этот ритуал не так уж и важен, как кажется Далзулу. Когда он выполнит его и успокоится, мы попросим командира вернуть нас в Be. Он обязательно сделает это, потому что… – Она вдруг часто заморгала и закончила фразу уже без всякого сарказма: – Потому что он относится к нам как отец.
Они не виделись с командиром до самого дня церемонии. Далзул не выходил из дворца, и по приказу Виаки к нему не пускали никаких посетителей. Что касается Акеты, то он, очевидно, не имел права вмешиваться в другие сферы священных полномочий – и не стремился к этому.
– Тезиеме, – сказал он.
И это означало примерно следующее: «Все пойдет своим путем». Он не радовался этому, но и не желал оказывать противодействие.
Утром в день церемонии на рыночной площади начала собираться толпа. Никто ничего не покупал и не продавал. Гамане надели свои лучшие килты и самые яркие жилеты. Мужчины, обладавшие духовным саном, отличались от других массивными золотыми серьгами, высокими головными уборами и плюмажами из перьев. Макушки малышей и подростков были вымазаны красной охрой. Этот праздник не походил на остальные торжества – например, на церемонию восходящей звезды, которая проводилась несколькими днями раньше. Никто не танцевал, никто не готовил хлеб, и музыки тоже не было.
