собравшихся.
Вилял он не долго, срезень вонзился в вихляющую задницу, как ястреб в голубку. Фрязин заорал благим матом, поминая Деву Марию, дьявола и еще чью-то мать. Ухватился за древко, выдергивая стрелу, но в руках у него осталось только древко, наконечник остался глубоко в заднице. Кровь хлестала, словно свинью резали.
Долговязый сделал шаг влево, собираясь убраться из-под обстрела. Расстояние для прицельного выстрела очень велико, но ведь попали же! Чем черт не шутит. Черт и не шутил. Вторая стрелка, бронебойная, пробила латы долговязого в слабом месте и вонзилась между шеей и плечом, нанеся серьезную рану. Фрязин упал с помоста, сбряцав грудой железа.
– Гришка с Третьяком, молодцы! – кривясь от боли, похвалил парней воевода.
– Ну все, опять мучить начнут, – сделал предположение Булат.
– Тебя-то не трогают, – проворчал Кузьма.
– Я наговор знаю, – поделился секретом Булат.
И ведь верно, не трогали татарина фрязины, даже пытку ремешком ему не учинили, как будто и не было с ними татарина. Мистика.
– Кажи, – попросил воевода, Кузьма скосил взгляд на Булата, ожидая услышать заветные слова.
– Брехня это все, – сделал заключение Андрей. – Голимое шаманство.
– Мне шаман открыл тайные слова, – согласился с государем Булат, – очень древний старик, еще молодого Узбека помнил.
– Что за перец? – поинтересовался князь.
– Азбяк по-вашему, – ответил Булат, знакомый со сленгом князя.
– Аааа, тогда да, оно конечно, – согласился Андрей, смутно представляя, кто такой Узбек-Азбяк. – А что раньше молчал?
– Так не спрашивали, – ответил татарин.
– Да, действительно, – согласился Андрей, усмехаясь.
– Выберемся, я этих сук на кол посажу, – пообещал воевода.
– Сучку мне оставь, я ее сам порешу, – заявил Андрей, вспомнив, что сотворила с парнем итальянка.
– То дело! – Кузьма обрадовался решению князя.
Ну, дают мужики. Одной ногой в могиле стоят, а планы мести вынашивают.
На пленников больше никто не обращал внимания, даже специально выделенная для присмотра за ними сторожа увлеченно пялилась только на раненого господина. Потерявшего сознание Бартоломео бережно унесли в шатер Андрея и там освободили от доспехов. Осторожно вырезали стрелу и наложили повязку. Судя по тому, какая ругань неслась из шатра, долговязый очухался, но ненадолго. Сквернословие быстро прекратилось, он вновь от боли потерял сознание.
Вечер и ночь для Андрея и его товарищей по несчастью прошли относительно спокойно, пленников даже не мучили, но и не напоили. Не до них было. Ранение долговязого, естественно, внесло разлад в стане врага. Любящая племянница воодушевилась, число ее сторонников росло ежечасно. К утру, можно предположить, власть сменится. Даже если и так, Андрею было все равно. Еще одного дня пыток он не выдержит, если не умрет, то сойдет с ума от боли точно.
После полуночи лагерь все еще не спал. Вороги шастали туда-сюда, но постепенно в их передвижениях стала просматриваться некая системность. Причем туда они стремительно летели, а обратно еле ползли. Специфический запашок не заставил себя долго ждать, ветерок принес ужасную вонь, и чем больше людей бегало просраться, тем сильнее становился запах.
А с первыми лучами солнца на лагерь неожиданно напали. Сотни стрел разом поднялись в воздух и пернатыми хищниками впились в свои ничего не подозревающие жертвы. Сторожа, караулившая пленников, погибла моментально. Фрязину, снявшему обычный барбют, для того чтобы перекусить, стрела снесла половину головы, раздробив лобную кость на мелкие частички, он медленно завалился на спину, продолжая крепко сжимать в руке баранью кость.
За крепкими щитами, защищавшими пристань от обстрела со стороны усадьбы, раздался громкий шум. Дубовые доски трещали под мощными ударами секир и топоров. Первым в проделанный пролом ворвался урман. Данила метнулся в сторону пленников, на бегу перепрыгивая через костер. От шатра к пленникам спешили враги. Один, в синих штанишках и растоптанных башмаках, вооруженный коротким копьем, спешил к ним явно с нехорошими намерениями, а второй, в темно-зеленой куртке, метнулся наперерез урману. Данила на ходу метнул свою страшную секиру. Железные пластинки, нашитые на матерчатую куртку, брызнули в разные стороны, а два десятка проклеенной ткани не смогли остановить проникновения лезвия секиры в грудную клетку фряга, что имело для него фатальные последствия. Урман уклонился от колющего удара в живот, вонзив большие пальцы в глазницы фряга. Нечеловеческий вопль ослепленного слился с другими звуками маленькой битвы. Данила с остервенением сдавливал пальцы, пока фряг не опустился на колени. От страшной боли он забыл, что в его руке меч, разжав пальцы, фрязин судорожно ухватился за запястья урмана, пытаясь оторвать руки Данилы от своего лица. Отпустив фрязина, урман наклонился подобрать валяющийся меч, потом пинком в голову, свалил ослепленного на землю.
Мимо урмана пробежали Прохор и еще трое воинов. Они, не обращая внимания на пленников, забежали за столбы и остановились. К пленникам
