потомкам, если даст бог повезет выйти в люди, будут, презрительно кривясь, припоминать. В сознании людей этого века – суконщик, человек благородный, а мясник – простолюдин, так что современники Андрея по «темным векам» четко проводили черту между мясниками и торговцами сукном.
Что-то такое Андрей припоминал, широко известному в узких кругах любителей истории Кузьме Минину долго тыкали в лицо его бизнесом. Учитель истории много чего интересного рассказывал ребятам, но Андрей мало что запомнил, но это помнил твердо. Да и Иван Андреевич, его купец, кривил рот от торговли мясом – занятия простых людей. Подняться на торговле мясом – очень легко и быстро, но человеком ты все равно не станешь. А уж в боярство таким – дорога заказана. В европах – то же самое.
Потом Гавриле следовало купить немецкий корабль, или немецкого образца – куг, карвен или шифф в пределах ста сорока – ста шестидесяти стокгольмских марок. Лучше, конечно, куг или так называемый ганзейский ког. И нанять добрых шипмана и стурмана[46]. Команду набирать только за плату, никаких моряков на паях.
Главная задача Гаврилы в Стекольне – скупка и вывоз в Новгород осмунда, его еще называют свейским железом. В действительности это была не железная, а стальная крица, хорошего качества. Еще князь нуждается в меди и олове и, конечно же, селедке. Купцу не возбранялось иметь собственный корабль или участвовать на паях с другими торговцами в вывозе масла в Любек и железа в Данциг. Лучшим вариантом будет товарищество. Гаврила на паях с князем займется сторонней торговлей, оставаясь доверенным лицом государя в вывозе металлов и рыбы.
Авантюра, по самым скромным прикидкам, обойдется Андрею в три тысячи новгородских рублей. Да еще тысячу стоит вложить в товарищество. Пятьсот рублей доля князя и еще пятьсот дать в долг Гавриле. Сюда прибавить энную сумму на пожертвование церкви, пускай новгородец сам выкручивается в вопросе веры. Андрею ничего умного на ум не шло.
Свернув плотные листы бумаги в трубочку, князь аккуратно вложил их в футляр. На свея у Андрея имелись планы. Гаврила – вариант официальной торговли, а для контрабанды и пиратства ему нужен иной человек. Выкупить из рабства отца свея, сделать его бондом и поселить неподалеку от контрабандных ярмарок – милое дело. Под официальную торговлю – прятать незаконно приобретенный товар, милое дело. Многие так поступают. И нам не зазорно.
Пока он писал и переписывал письма (в грамотку для Спиридона пришлось дописывать распоряжение насчет выделения пряностей и сукна для Гаврилы), вернулся с рыбалки Лука Фомич, а за ним стали подтягиваться остальные. Андрей и не заметил, как прошел день и быстро стемнело. Думу думали уже сидя у большого костра.
Лука так же, как и Андрей, считал, что Иснардо ди Кампофрегозо, будучи главой оффиции Кафы по сбору налогов, сможет помочь государю. Золото любят все, но некоторые по нему с ума сходят. Иснардо относился к последним. На том и порешили, отписать грамотку и дать поминок.
Предложение князя, раз уж людей у него прибавилось с приходом Шателена, отправить домой часть захваченных на кораблях товаров пришлось не всем по душе. Естественно, сопровождать корабли придется татарам, в частности государь решил отослать Кулчука. А где Кулчук, там и Ахмет. Булата князь думал оставить при себе. Вместе с татарами еще с десяток воинов пойдут. Больше нет. На весла посадить рабов, если в Кафе не сыщется нужного количества, то прикупить невольников в Тане.
Боярыню с дочкой порешили отправить домой. Долго спорили, что с ней делать, раз сразу живота не лишили, то однозначно решили оставить в живых. Но оставлять ее на попечении Савки – не дело. Отпустить на все четыре стороны – нельзя, бабий язык без костей, еще ляпнет лишнее… Ладно, отправим в вотчину, потом с ее мужем разберемся. На крайний случай всегда можно ее сбагрить церковникам – пусть у них голова болит, чай, православная боярыня. Сопровождать ее вызвался Семен.
– На чужой каравай рот не разевай, – хмыкнул воевода, знавший причину Сенькиного рвения.
– А это мысль! – обрадовался Андрей, уже знавший, что парень запал на боярскую дочку. – Ты, Сеня, не тушуйся. Вот вернусь, так сразу сделаю тебя боярином, – пообещал Андрей парню.
– Благодарствую, государь, – Семен поклонился в ноги государю. – Только не достоин я.
– А это, брат не тебе решать, – широко улыбнулся Андрей.
С таинственным письмом появилась ясность. Прохвост припомнил, что в день, указанный в грамоте, собирался отплыть корабль, принадлежащий гражданину кафы Мервальдо Спинола. Нава, грузоподъемностью в тысяча двести модиев[47]. Корабль, нагруженный разными товарами общим весом в шестьсот вегет[48], неожиданно задержал свое отплытие. Неслыханное дело, за каждый день отсрочки полагался приличный штраф, но корабль оставался в порту, дожидаясь таинственных пассажиров.
– С чего ты взял, что он ждет пассажиров? – вопрос государя застал Прохвоста врасплох.
– Так это… все говорят, – смутился Рене.
– Говорят, в Москве кур доят, – буркнул Андрей, раздумывая над словами Прохвоста.
– Рене правду сказал, – поддержал приятеля Себастиан. – В порту об этом судачат даже мальчишки.
– Задержать отплытием навы по силам только нескольким людям. Магистрату в этом нет резона, а папский легат как раз отсутствовал в это время, – продолжал развивать логическую цепочку Прохвост. – Я пошнырял среди хамалов, так они сказывали, что на наву загрузили несколько бочек с болтами и стрелами, а также пики и щиты.
