Эмоции в моем голосе удивляют Дэя, но он в ответ тоже кивает:
– Это для меня было честью.
Мое сердце тонет в отчаянии от его ровного тона – от того, что нем совсем нет того тепла, какое я услышала бы, если бы он меня вспомнил. В нем нет той мучительной любви, которой мне так не хватает, которую я так хотела заслужить. Теперь ее нет.
Знай он, кто я, я бы сказала ему кое-что еще – то, что следовало говорить чаще, когда была возможность. Теперь я уверена в моих чувствах, но признаваться в них поздно. Я оставляю три заветных слова в сердце – ради него, ради того, чтобы он встал на ноги. Я смотрю на Дэя, запоминаю его лицо во всех прекрасных подробностях, надеясь, что оно всегда будет со мной в памяти. Мы киваем друг другу на прощанье.
Я разворачиваюсь и ухожу.
Две недели спустя чуть не весь Лос-Анджелес провожает Дэя, покидающего страну навсегда. В то утро, когда я ушла из его палаты, Антарктида пригласила Дэя с братом к себе. Они прознали о способностях Идена в области техники и предложили ему место в академии. Дэя они пригласили в качестве сопровождающего.
Я не иду в толпу. Я смотрю, как развиваются события, дома, а довольный Олли спит рядом. Улицы вокруг моего комплекса наводнены людьми, все они стремятся занять место получше перед информэкраном. Их приглушенные хаотические перемещения превращаются в белый шум, когда я смотрю на монитор.
ДЭНИЕЛ ЭЛТАН УИНГ С БРАТОМ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ УЛЕТАЮТ В РОСС-СИТИ, АНТАРКТИДА
Об этом сообщают заголовки. А Дэй машет людям, собравшимся у его квартиры, когда городской патруль провожает его и Идена к джипу. Я должна называть его Дэниелом, как написано на экране. Может, он теперь и в самом деле Дэниел – нужда в прозвище отпала. Я смотрю, как он сажает в машину брата, а потом садится сам, и теряю его из виду. Странно, думаю я, машинально гладя Олли. Не так давно городской патруль, стоило ему увидеть Дэя, арестовал бы его на месте. А теперь Дэй покидает Республику как победитель, которого будут чтить и помнить всю жизнь.
Я выключаю монитор и сижу в спокойной темноте моей квартиры, тревожимой теперь только звуками с улицы. Люди все еще скандируют имя Дэя. Крики не смолкают и после полуночи.
Когда шум наконец стихает, я поднимаюсь с дивана. Надеваю ботинки, куртку, накидываю тонкий шарф на шею и иду на улицу. Теплый ночной ветерок треплет мои волосы, пряди иногда падают мне на глаза. Некоторое время я бреду по уснувшим улицам. Сама не знаю куда. Может быть, пытаюсь найти дорогу назад к Дэю? Но это бессмысленно. Он улетел, его отсутствие оставляет саднящую пустоту в моей груди. На глазах от ветра выступают слезы.
Я иду пешком целый час и, когда до Лейка остается всего ничего, сажусь на поезд. В родном секторе Дэя я гуляю вдоль воды, восхищаясь светом над центром города и пустующим и темным теперь стадионом для Испытаний – жутким напоминанием о делах минувших дней. Гигантские водяные колеса вспенивают воду в озере, их ритмичное постукивание создает успокаивающий фоновый ритм. Я не знаю, куда иду. Знаю только, что сейчас сектор Лейк мне роднее Рубинового. Здесь я не чувствую беспросветного одиночества. На улицах Лейка будто все еще ощущается биение сердца Дэя.
Я бреду по своим старым следам, мимо прибрежных зданий и все тех же рушащихся домов. Я ходила здесь, будучи совершенно другим человеком, исполненным ненависти и смятения, потерянным и невежественным. Странно теперь гулять по тем же улицам такой, какая я есть сегодня. Все здесь знакомо и в то же время необычно.
Час спустя я останавливаюсь перед неприметным проездом, отходящим от пустынной улицы. В его конце – заброшенная двенадцатиэтажка, все ее окна заколочены, а первый этаж такой, каким я его помню, – выбитые рамы и стекло на полу. Вхожу в темноту здания, вспоминаю. Здесь Дэй впервые прикоснулся ко мне, спасая из дыма и пыли… как давно это было, я тогда даже не знала, кто он, а он – кто я; так начались те драгоценные несколько ночей, когда он для меня был просто уличным мальчишкой, а я для него – девчонкой, которой требуется помощь.
Воспоминание становится все ярче.
Голос взывает ко мне: «Поднимайся». Я поворачиваю голову и вижу парня, протягивающего мне руку. У него ярко-голубые глаза, лицо в пыли, на голове старая потрепанная шапочка, и в то мгновение мне кажется, что мальчишки красивее я в жизни не видела.
Блуждания по городу привели меня к началу нашего совместного путешествия. Думаю, здесь самое место положить нашему путешествию конец.
Я долго стою в темноте, погружаясь в то, что когда-то было нашей общей памятью. Тишина обнимает меня своими добрыми руками. Я нащупываю шрам, появившийся после схватки с Каэдэ. Столько воспоминаний, столько радости и печали.
По лицу текут слезы. Не знаю, о чем думает Дэй на пути в чужую страну – осталась ли в нем какая-то, пусть самая малая, частица, пусть в самых глубинах его «я», в которой сохранились крупицы меня, осколки того, что когда-то было между нами.
Чем дольше я здесь стою, тем легче становится груз на моем сердце. Дэй заживет своей жизнью. И я тоже. Все будет хорошо. Когда-нибудь, в далеком-далеком будущем, мы, возможно, снова обретем друг друга. А пока я буду помнить его. Я протягиваю руку и прикасаюсь к стене, воображая, будто через кирпич могу почувствовать его жизнь и его тепло. Снова оглядываюсь, поднимаю голову, смотрю на ночное небо, в котором видны несколько неярких звезд, и мне кажется, там я и вправду вижу его. Я ощущаю его в каждом камне, к которому он прикоснулся, в каждом человеке, которому он помог, в каждой улице и тупике, в каждом городе, которые он изменил всего за несколько лет своей жизни, потому что он – Республика, он – наш свет.
Я люблю тебя, я буду тебя любить до того дня, когда мы встретимся снова, я сохраню тебя в своем сердце и защищу, скорбя о том, чего у нас никогда
