опасений. Он помнит почти все, что я ему говорю, новые факты запоминает без особых усилий. Не спешите, познакомьтесь с ним заново. Постепенно, может быть через несколько лет, старые воспоминания вернутся.
– Понятно, – киваю я доктору, словно во сне.
– Вы можете его увидеть сейчас, если хотите.
Он улыбается так, словно сообщил мне величайшую новость в мире. Так оно и есть.
Но когда он уходит, я несколько секунд стою неподвижно. Кажется, голова набита ватой. Я думаю. Я потеряна. Потом я медленно двигаюсь к палате Дэя, коридор смыкается вокруг меня, словно затянутый туманом размытый туннель. В мозгу одно: воспоминание о моей отчаянной молитве над умирающим телом Дэя, обещание, которое я дала небесам в обмен на его жизнь.
Пусть он останется жив. Я готова пожертвовать всем, лишь бы он жил.
Сердце мое падает, мир теряет краски. Теперь я понимаю. Я знаю: кто-то ответил на мою молитву и в то же время сообщил, какую жертву я должна принести. Мне предоставляется шанс никогда больше не навредить Дэю.
Я вхожу в палату. Дэй сидит, откинувшись на подушки, вид у него пугающе здоровый по сравнению с теми месяцами, когда он, бледный, без сознания, лежал на кровати. Его глаза обращены на меня, но в них нет ни малейшей искры узнавания – он смотрит с вежливой настороженностью незнакомца. Так же он смотрел на меня в день нашей первой встречи.
Он не знает меня.
В мое сердце вонзают нож, прокручивают его, прокручивают, пока я подхожу к кровати. Я знаю, что делать.
– Привет, – говорит он, когда я сажусь на его постель.
Он осматривает меня с любопытством.
– Привет, – тихо отвечаю я. – Вы меня не помните?
Он глядит на меня виновато, отчего нож лишь уходит глубже.
– А должен?
Я изо всех сил держусь, чтобы не заплакать, чтобы вынести мысль о том, что Дэй забыл обо всем, что с нами случилось, – о нашей первой ночи, о выпавших нам испытаниях, обо всем, что мы делили и потеряли. Мы стерты из его памяти, нас там больше нет. Того Дэя, которого я знала, больше нет.
Я, конечно, могла сказать ему все сразу. Напомнить о себе – о Джун Айпэрис, девушке, которую он спас однажды на улицах Лос-Анджелеса и в которую влюбился. Я могла бы сказать ему все, как советовал доктор Канн, и тем самым, возможно, подстегнуть его воспоминания. Скажи ему, Джун. Просто возьми и скажи. Ты будешь счастлива. Ведь это так просто – сказать.
Но я открываю рот и не произношу ни звука. Не могу.
«Береги его, – сказала мне Тесс. – Обещай».
Пока я остаюсь в жизни Дэя, ему грозят несчастья. Альтернативы нет. Я вспоминаю, как он рыдал, сидя за кухонным столом в своем доме, оплакивая то, что забрала у него я. И вот теперь судьба подносит мне решение на серебряном блюдечке – Дэй выдержал свои испытания, а я за это должна уйти из его жизни. Пусть сейчас он видит во мне постороннего человека, но зато в его взгляде нет боли и страдания, которые, казалось, неизменно примешивались к его страсти и любви. Он свободен.
Он свободен от нас, теперь бремя нашего прошлого лежит лишь на моих плечах.
Я глотаю ком в горле, улыбаюсь, склоняю перед ним голову:
– Дэй, рада с вами познакомиться. Республика послала меня узнать, как у вас дела. Замечательно, что вы пришли в себя. Страна обрадуется хорошим новостям.
Дэй вежливо кивает в ответ, я чувствую, как он напряжен.
– Спасибо, – настороженно говорит он. – Доктора сказали, я пять месяцев был без сознания. Что случилось?
– Вы были ранены в войне между Республикой и Колониями. – За меня будто кто-то другой говорит. – Вы спасли вашего брата Идена.
– А Иден здесь?
Глаза Дэя загораются, когда он слышит знакомое имя, прекрасная улыбка расцветает на его лице. Как бы мне хотелось увидеть это при упоминании моего имени.
– Иден будет несказанно рад вас видеть. Врачи уже послали за ним, так что он скоро придет.
Я улыбаюсь Дэю, теперь искренне. В моей улыбке горечь мешается с радостью. Дэй снова приглядывается ко мне, и я чуть склоняю голову.
Мне пора.
– Дэй, – говорю я, тщательно подбирая последние слова. – Для меня было большой честью сражаться рядом с вами. Вы спасли столько жизней – вы и представить себе не можете.
На мгновение мы встречаемся глазами, и я безмолвно говорю ему все, чего никогда не скажу вслух.
– Спасибо, – шепчу я. – За все.
