эксперименты, но мне удается бежать. Следующие пять лет я живу в самых убогих трущобах Лос-Анджелеса. На моих глазах Республика травит мою семью, убивает мать, старшего брата, а мой младший брат слепнет, после того как Республика заразила его чумой. Из-за опытов Республики я медленно умираю. И теперь после всей той лжи и жестокостей Республика просит меня о помощи. Просит разрешения еще раз поэкспериментировать с моим младшим братом, но не гарантирует его безопасность.
Что бы я ответила на месте Дэя? Вероятно, отказала бы, как и он. Да, Республика уничтожила и мою семью… но Дэй был на передовой, видел все своими глазами с самого детства. Вообще чудо, что Дэй не отказал в поддержке Андену.
Мы с Президентом еще четыре минуты пьем вино, молча глядя на городские огни.
– А знаете, я завидую Дэю, – говорит он своим тихим голосом. – Ах, если бы я мог принимать решения сердцем, а не головой. Каждый его выбор честен, и люди любят его за это. Он может себе позволить прислушиваться к сердцу. Но мир за пределами Республики гораздо сложнее, чем наш. Здесь нет места эмоциям. Международные отношения держатся на хрупкой паутине дипломатических нитей, которые не позволяют нам помогать друг другу.
Его лицо мрачнеет, в голосе слышится какой-то надлом.
– В политике нет места эмоциям, – отвечаю я, отставляя бокал.
Не знаю, помогут ли ему мои слова, но, так или иначе, они произнесены. Я даже не уверена, что сама в них верю.
– Когда эмоции подводят, спасает логика. Вы можете завидовать Дэю, но никогда не будете таким, как он, а он не будет таким, как вы. Он не Президент Республики. Он – парень, защищающий своего брата. Вы – политик. Вы принимаете решения, которые ранят вас в самое сердце, причиняют боль, обманывают; решения, которые никто другой не понимает. Таков ваш долг.
Еще не успев закончить, я ставлю под сомнения свои мысли, и семена этих сомнений посеял Дэй.
Если ты лишен эмоций, какой тогда смысл быть человеком?
Анден смотрит на меня грустными глазами. Он сутулится и на мгновение предстает передо мной в своем истинном облике – молодой правитель, он в одиночку противостоит оппозиции и пытается нести бремя ответственности за всю страну на своих плечах, поскольку сенат сотрудничает с ним лишь из страха.
– Порой мне не хватает отца, – говорит Анден. – Да, не стоило бы мне признаваться в этом, но так и есть. Я знаю, весь мир видит в нем лишь чудовище.
Он ставит бокал на приставной столик, потом опускает голову на руки, проводит по лицу ладонями.
Сердце мое болит за него. Я, по крайней мере, могу скорбеть о брате, не боясь вызвать ненависть других людей. Какие чувства испытывает человек, узнав, что отец, которого он любил, виновен в страшных жестокостях?
– Не терзайте себя за вашу скорбь, – тихо говорю я. – Он ведь был вашим отцом.
Взгляд Андена останавливается на моем лице, и он, словно под действием невидимого магнита, подается ко мне. Замирает в неустойчивом равновесии между желанием и разумом. Он теперь так близко, что стоит мне шевельнуться, и наши губы соприкоснутся. Я ощущаю его дыхание на своей коже, тепло его близости, спокойную деликатность его любви. И в это мгновение меня тянет к нему.
– Джун… – шепчет он, его взгляд мечется по моему лицу.
Одной рукой он берет меня за подбородок, притягивает к себе и целует.
Я закрываю глаза. Нужно остановить его, но я не хочу. Есть что-то волнующее в неприкрытой страсти молодого Президента Республики, в том, как его влечет ко мне; даже безукоризненная вежливость не может скрыть его желания. И я таю – от того, как он открывает сердце для меня одной; от того, как он, несмотря на все заботы, находит в себе силы каждый день высоко держать голову и не сгибаться; от того, как он преодолевает трудности ради блага страны. Подобно всем нам.
Он отрывается от моих губ, целует щеки, потом мягкую линию моего подбородка, шею – я ощущаю его легчайшие прикосновения. Дрожь проходит по моему телу. Я чувствую, что он сдерживает себя, и знаю, чего он хочет: вплести пальцы в мои волосы, утонуть во мне.
Но нет. Мы оба понимаем: это нереально.
Нужно остановиться. Болезненным усилием воли я отстраняюсь от него.
– Извините, – едва перевожу дыхание. – Я не могу.
Анден смущенно опускает взгляд. Но не удивляется. Его щеки чуть розовеют в тусклом свете, он проводит рукой по волосам.
– Я не должен был это делать, – шепчет он.
Мы замолкаем на несколько неловких секунд, наконец Анден вздыхает и откидывается на спинку кресла. Я чуть сутулюсь – от разочарования и облегчения.
– Знаю, вы питаете нежные чувства к Дэю. Я ему не конкурент. – Он морщится. – Я вел себя неподобающе. Примите мои извинения, Джун.
У меня рождается мимолетное желание снова его поцеловать, сказать, что он мне небезразличен, навсегда стереть боль и стыд с его лица, при виде которого разрывается сердце. Но я знаю, что не люблю его и не должна так с ним играть. Я понимаю: мы зашли так далеко только потому, что я не смогла оттолкнуть Андена в столь трудный момент его жизни. В глубине же души я хотела, чтобы… на его месте был другой. Эта истина топит меня в чувстве
