пока она не исчезает за углом, и направляюсь в высотку.
После заселения я собиралась заглянуть к Дэю, узнать, что он имел в виду, когда сказал: «Сегодня вечером». Но, добравшись до своего коридора, понимаю: ехать к Дэю мне не придется.
Он сидит, прислонившись к стене у моей двери, рассеянно курит электронную сигарету. Костыли лежат рядом. Он не двигается, но даже в позе угадывается его истинное «я» – дикое, беззаботное, непокорное, – и я на мгновение возвращаюсь к тому дню, когда впервые увидела Дэя на улице, его пронзительные голубые глаза, его удивительную подвижность, непослушные светлые волосы. Этот образ из прошлого так мил, что глаза увлажняются. Я делаю глубокий вдох, глотая слезы.
Увидев меня в конце коридора, Дэй тяжело поднимается на ноги:
– Джун…
Олли бросается к Дэю, тот гладит пса по голове. Вид у Дэя изможденный, но он все же криво, чтобы не сказать грустно, мне улыбается. Он стоит без костылей, и его слегка покачивает. В глазах Дэя плещется боль – я знаю, виной тому то, что мы оба видели в лаборатории.
– По выражению твоего лица рискну предположить: Антарктида нам помогать не собирается.
Я качаю головой, отпираю дверь и приглашаю его войти:
– Не совсем так.
Мои глаза инстинктивно обшаривают комнату, фиксируя планировку. Все здесь очень напоминает уют моего прежнего жилища.
– Они сообщили о чуме в ООН и собираются заблокировать наши порты. Ни экспорта, ни импорта – ни помощи, ни поставок. Мы теперь все под карантином. Обещают помочь только после того, как мы докажем существование сыворотки, или если Анден отдаст им часть нашей территории в качестве платы. Иначе войска не пришлют. Одно я знаю точно: они крайне внимательно следят за развитием событий.
Дэй молчит. Он идет на балкон, опирается на перила. Я ставлю еду и воду для Олли, после чего присоединяюсь к Дэю. Солнце уже зашло, и низкие тучи закрывают от нас небосвод, окрашивают все вокруг в серо-черные тона. Видя, как тяжело налегает Дэй на ограждение, я хочу спросить, как он себя чувствует. Но, судя по выражению его лица, ему неприятно говорить об этом.
– Похоже, мы теперь одни, – произносит он после очередной затяжки.
Далекий информэкран подсвечивает его лицо сине-багряным ореолом. Дэй внимательно разглядывает здания, и я понимаю: он инстинктивно прикидывает, как вскарабкаться по стенам.
– Не могу сказать, что я сильно огорчен. Республика всегда хотела закрыть границы. Может, в такой ситуации она будет сражаться отчаяннее. Никто так не мотивирован, как одиночка, загнанный в угол.
Дэй снова подносит сигарету к губам, и я вижу, как дрожит его рука. На пальце блестит колечко из скрепок.
– Дэй, – мягко говорю я.
Он поднимает брови и искоса смотрит на меня.
– Тебя трясет.
Дэй выдыхает синий дымок, щурится, глядя на городские огни вдалеке, потом опускает ресницы.
– Странно снова оказаться в Лос-Анджелесе. – Голос его звучит отчужденно и рассеянно. – Я в порядке. Беспокоюсь за Тесс.
Наступает долгая пауза. В воздухе витает имя Идена, но никто не хочет произносить его первым. Наконец Дэй прерывает молчание – прерывает с мучительной медлительностью:
– Джун, я думал о том, что хочет от меня твой Президент. Я говорю… ну, ты знаешь – о моем брате.
Он вздыхает, отталкивается от перил и запускает пятерню в волосы, задевая локтем мою руку, – даже от этого мимолетного прикосновения мое сердце бьется чаще.
– Мы поспорили об этом с Иденом.
– И что он сказал? – спрашиваю я.
Почему-то я испытываю чувство вины, думая о просьбе Андена: «Если вам хватит мужества поговорить с Дэем о брате, я буду вам благодарен».
Дэй кладет сигарету на металлические перила, ловит мой взгляд.
– Он хочет помочь. После госпитализации Тесс и после твоего рассказа… – Он сжимает зубы, потом произносит: – Завтра я поговорю с Анденом. Вдруг в крови Идена есть вещество, которое может… ну, ты знаешь, изменить ситуацию. Вдруг…
Конечно, он по-прежнему противится этой мысли – я слышу боль в его голосе, – но соглашается. Соглашается отдать своего братика, чтобы Республика попыталась создать сыворотку. В уголках моих губ рождается горькая улыбка. Вот он, Дэй, защитник народа, герой, не допускающий и мысли о том, что кто-то может из-за него пострадать, но каждую минуту готовый отдать жизнь за тех, кого любит. Только для спасения Тесс нужна вовсе не его жизнь. Придется рисковать одним близким человеком ради другого. Интересно, что заставило его поменять решение?
– Спасибо, Дэй, – шепчу я. – Я знаю, как тебе это далось.
Он морщится, трясет головой:
