– Сворачивай на хрен! На первом же съезде!
– Держись!
Я схватился за кресло, машину развернуло так, что мы чудом не перевернулись, но в поворот мы все же вписались. В горах надо купить новую машину, взамен отдать эту…тут целая индустрия, номера перебивают…
Мы летели по каменистой дороге на ста двадцати, подвеска если справлялась, то не до конца, нас подтряхивало, и пыли было кругом… впереди была «зеленка», а там поймать машину гораздо сложнее… и я уже подумал, что мы ушли, но оказалось… ни черта.
Я пришел в себя от того, что лежал на боку… и плечо чертовски болело. Хорошо, что не болела голова… шлем, который я успел нацепить, принял на себя основную энергию удара.
Наш «Лендровер» лежал на крыше… знатно перевернулись. Мысли путались… стекла не вылетели, но потрескались, ничего не было видно из-за пыли.
Надо вставать…
Я толкнул ногой остатки стекла… не поддались… толкнул сильнее, отметив, что хоть ноги-то целы. Наконец боковое стекло вывалилось пластом, за ним была пыль и гравий. Автомат был под рукой, я пополз, толкаясь локтями, ногами вперед. Понимая, что времени очень мало…
Как-то выполз… точнее надо сказать, выдрался из перевернутой машины. Пыль ложилась… было видно, как с насыпи, в том же самом месте, что и мы, съезжают машины. Надо сражаться… единственное, что я точно знал из всей своей предыдущей непутевой жизни, – сражаться надо до конца, тебя никто не пощадит, если ты сдашься. Драться насмерть! Я лег на бок… мне надо было принять устойчивую и при этом минимально заметную позу, а также разгрузить больное плечо. Удерживая винтовку здоровой рукой и на здоровом плече – прицелился из подствольного гранатомета по головной. Прицел работал, выдал сетку… уже хорошо.
И тут меня словно окатило невидимым душем из немилосердно горячей воды, из кипятка – и я, кувыркаясь, снова полетел вниз. Во тьму…
Через какое-то время я снова пришел в себя.
Три внедорожника «Лексус» – больших, наверняка бронированных, отличающихся резкими, острыми, словно самурайский меч гранями кузова стояли неподалеку, а еще дальше, на дороге, стоял конвертоплан. Они что – дорогу перекрыли?
Я прищурился… машина была своя, «Пустельга» – но это ничего не значило…
– Мюдюрь[99] полковник, этот дышит еще…
Я так и лежал на боку, спиной к тому, что происходило, и лицом к дороге и не видел всего. Но – слышал.
– Он тебе нужен?
– Этот… нет, не знаю его.
Хлопок выстрела.
– А этот… тоже дохлый?
– Не. Его током шибануло. Он нам нужен.
– Тогда забирайте…
Я увидел, как начали раскручиваться лопасти «Пустельги»… куда-то лететь собираются…
– Куда его…
– Давай в машину. Хозяин приказал в порт везти.
– Только глушани его еще. Но без фанатизма, он и так контуженый.
– Есть…
Выстрел глушака в третий раз отправил меня в небытие…
Следующий раз в себя я пришел не скоро…
В себя я пришел от зуда. Такого неприятного, мелкого зуда. Очень нехорошего зуда. От него нестерпимо болела и так контуженая голова.
В попытке избавиться от этого зуда я попробовал придать голове какое-то другое положение. Постепенно рождалось понимание, где я и что со мной. Я в каком-то помещении, где темно, пахнет смазкой, и этот мерзкий зуд… это от… да, от корабельной переборки. И я – на цепи, а спиной – у этой корабельной переборки. Переборка теплая – скорее всего, за ней – двигатель. И этот двигатель работает, то есть судно куда-то идет.
Я не хотел знать, куда именно. Потому что на том берегу – с одной стороны Халифат, а с другой – Имарат. И там и там мне не будут рады. В Халифате существует смертный приговор Шуры моджахедов относительно меня. Срока давности он не имеет – найдется немало желающих отрезать мне голову. В Имарате такого приговора нет, и отношения Имарата с Халифатом, в общем, не очень. Но выдать меня Халифату – они выдадут с радостью, тем более что в Халифате найдется немало людей, которые заплатят за это хорошие деньги. Много у меня там счетов, много…
– Эй…
А это еще кто…
