прямо к воде дома. Это дома, растущие прямо из скал, – строя город, итальянцы не боролись с природой, а дополняли ее – каждый дом тут построен на неровной поверхности, и каждый уникален. Это утесы, застроенные домами, в которых крыша одного может служить двориком для другого. Это улицы, представляющие из себя мощенные камнем горные тропы. Наконец, это безумие красок. В отличие от чинного горного Гштаада итальянцы и не думали устанавливать какой-то один цвет для своих домов: дома были раскрашены в десятки цветов и оттенков. Казалось, что их раскрасила радуга, которая живет чуть дальше, в горах…
Нос моторного катера коснулся пристани, небритый итальянец в черных очках, играющий под мафиози, перескочил на помост и ловко накинул канат на кнехт. Конечно же, он не был мафиози – легкий пулемет рядом с постом управления – это от грабителей и пиратов. Мафиози пулемет не нужен, их защищает уважение. И страх.
– Сколько?
– Восемьдесят миллионов лир, сеньор, как договаривались…
Итальянцы – так и не могут провести деноминацию своей валюты – она обесцененная еще с войны. Когда развалился ЕС и пошел ко дну евро, единая европейская валюта, итальянцы, вводя лиру, имели возможность приравнять ее к евро. Но они приравняли евро к одному миллиону лир. Несерьезные люди, каждый – миллионер, а в рубашке рваной ходит.
– Франками возьмете?
– Французскими?
– Нет, швейцарскими.
– Конечно, сеньор.
В глазах перевозчика промелькнуло опасливое уважение. Швейцарскими франками расплачиваются непростые люди.
– Ста будет достаточно?
– Премного благодарен, сеньор.
Доставая бумажник, я ненавязчиво продемонстрировал и пистолет. Это так, чтобы лишнее не думалось. Например, чтобы не возникало желания позвонить дружкам на берег и сообщить о жирном лохе.
– Премного благодарен, сеньор.
– Ничего. Не за что…
Сходни поскрипывали под ногами… им, наверное, лет сто, не меньше. Пахло рыбой… но не гнилой, а свежей, морской. У сходен терлись боками старые, облезлые лодки, хозяева которых не ходят больше в море, а сидят в тенечке и цедят кружку кофе или rose, розовое вино, целыми часами. Италия…
Я был чужим, но одновременно – возможным источником денег. И потому смотрели на меня одновременно и с опаской, и оценивающе. Я же медленно поднимался вверх по улице, которая была круче любой лестницы и на которой встарь с трудом расходились два груженых осла.
Наконец одна тетка решилась.
– Эй, сеньор…
…
– Не желаете ли комнату? Совсем недорого, десять миллионов в день. А мой сын покажет, где ловится рыба…
Я улыбнулся. Наверное, получилось это плохо, но тем не менее.
– Я ищу капитана Валлардо, почтенная сеньора. Дарио Валлардо.
Надо было видеть, какие у нее стали глаза. Равнодушные и пустые. Эти люди жили не одну сотню лет в обстановке феодальной раздробленности, феодалы менялись один за другим. В этих условиях народ, который, в общем-то, никогда не был единым, научился делить людей на своих и чужих. Своего здесь никогда не выдадут, ни полицейскому, ни чужаку.
– Дарио Валлардо, сеньора.
– Никого не знаю с таким именем…
– Да? А я думаю, знаете…
Я достал бумажку в пять швейцарских франков, написал на ней кое-что.
– Когда вы встретите того, кого не знаете, покажите ему это, и он поймет. Берите, ну же.
Жадность пересилила – и тетка хватанула купюру. Туристов сейчас немного – бандитов намного больше, по всему Средиземному морю. Не время сейчас для туризма.
– А пока, сеньора, я хотел бы перекусить. Не подскажете хорошую тратторию?
– У Массимо вкусная рыба.
– И где это?
– Вы прошли, сеньор. Над входом – висит бочка.
