один из старшей Водимировой гриди, претендовать на гипотетическую должность мог, но только если свершит что-то выдающееся. Например, возмутит против Гостомысла и Хрёрека исконных данников. Чем, собственно, Задорей в Ладоге и занимался.
Удивительно, что мое ладожское руководство игнорировало косичкоусого агента влияния. Да, изменился Хрёрек-конунг. Раньше он бы церемониться не стал: тут же отправил Задорея в страну вечной охоты могильных червяков.
Задорей болтал, я слушал. Запоминал. В том числе и имена.
Косичкоусого мое молчание вполне устраивало. Ему нужен был не собеседник, а слушатель. Причем социально приспущенный. Я – годился. В итоге Задорей даже симпатией ко мне проникся: пообещал яйца оставить, если хорошо буду себя вести.
Я и вел себя хорошо. В его понимании. Это как фехтовальный поединок с более сильным противником. Поспешишь – проиграешь. А приучишь постепенно к тому, что ты – слабейший, что победа – дело решенное…
К сожалению, Задорей не подставлялся. И мерами предосторожности не пренебрегал. Как бы я к нему ни относился, но воином он был опытным. И далеко не глупым. Не удивлюсь, если он и мою игру разгадал.
А еще я вот что заметил: остерегался теперь Задорей не только меня. Темп сбавил. Шел сторожко, всё время озираясь и землю сканируя со всей тщательностью. Причем время от времени он что-то такое замечал, и тогда мы вообще останавливались, пока Водимиров гридень разбирался с непонятками.
На четвертый день мы вышли к реке, и Задорей решил устроить дневку. Не на берегу, разумеется. Шагах в ста, в укромном местечке между трех дубов.
Дневку – для меня. Сам он отдыхать не собирался. Были у него какие-то свои планы, мне неведомые.
А мой отдых выглядел так: косичкоусый велел мне раздеться до исподнего. Обувь тоже забрал, привязал под одним из дубов и свалил.
И не вернулся.
– Пропал, значит? – задумчиво проговорил князь Рюрик, он же – Хрёрек-конунг. – Припоминаю: с ним это уже случалось?
– Так и есть! – подтвердил Стюрмир. – В Роскилле. Его, пьяного, ободрали и продали купцу одному.
– Аслаку Утке, – уточнил Свартхёвди. – Ты потом его кнорр Одину подарил. Мы узнали быстро, потому что девка одна проболталась.
– И здесь тоже баба, – Хрёрек поскреб ногтями шрам на груди. – Но эта уже ничего не расскажет.
– Сын мой, – вмешался в разговор Гостомысл. – О чем ты? Убита дочь моего гридня. Ее убийца – твой человек, и он сбежал! Надо искать и наказать!
Свартхёвди захохотал. Его поддержали остальные хирдманы.
Гостомысл набычился, собрался рявкнуть что-то грозно-обидное, но вмешался Хрёрек:
– Ульф не убивал твою колдунью! Это доказано.
– Кем же? – выпятил бороду Гостомысл.
– Мной, – подал голос отец Бернар.
Князь ладожский глянул на него и задумался. Второй день он принимал снадобье, которое дал ему этот лекарь. И боль почти ушла. И даже обмякший уд вроде оживать начал. Сегодня с утра.
Конечно, лекарь – человек нурмана Ульфа. Может и солгать. Но вмешался он вовремя. Гостомысл обязан защищать своих, но ссориться с зятем нельзя ни в коем случае. И поддакивать ему – тоже. Все должны видеть, что Гостомысл – настоящий князь, а не пристяжь при дочкином муже.
– Обоснуй, – разрешил Гостомысл.
И лекарь обосновал. Умно и толково.
– Что ж, велю людям своим поспрашивать, кто что видел, – объявил Гостомысл.
Но про себя решил, что делать ничего не станет. Не понравился ему этот Ульф Свити. Только появился и уже столько дел натворил. А кому потом с обиженными замириваться? Гостомыслу. Нет уж, пропал так пропал.
– Конунг, позволь нам самим правду искать! – воскликнул Свартхёвди, когда посторонние ушли и в горнице остались только свои. – Знаю я, чьих это рук дело! Задорей, хирдман Водимиров! Харра сказал: когда нас не было, он к тебе приходил. Жаловался. А в ту ночь тоже пропал. Он это, больше некому! Но в Ладоге кое-кто из людей его остался. Мы их знаем. Позволь нам их расспросить!
– Нет! – отрезал Хрёрек. – Никого в Ладоге не трогать! Пусть Гостомысл – сам.
– Да не станет он никого искать! – возмущенно закричал Стюрмир. – По роже его толстой видно!
– С каких это пор, хускарл, ты стал зрящим правду? – холодно поинтересовался Хрёрек.
– А с тех пор, как ты своего хёвдинга…
На этот раз Стюрмира остановил уже Медвежонок. Очень вовремя. Пока тот в сердцах не сказал то, что обратно не проглотишь.
– Конунг, мы тебя знаем, – сурово произнес берсерк. – Ты нам всегда был как отец. И таким остался. И мы верим тебе, как сыновья отцу. Ты мудр и справедлив. Скажи нам, как помочь моему брату, и мы сделаем, как ты скажешь. Клянусь богами Асгарда!
