скажет. Мне жаль, хёвдинг, но, думаю, твой сын уже мертв…
– И это было бы для него наилучшим исходом, – подхватил Гуннар. – Если его сунули в пыточный сарай, то нам стоит быть начеку. Скоро конунг узнает, кто пожег его крепость. Виги – парень крепкий, но если правильно спросить – любой заговорит.
– Не любой, – возразил Палица. – Не я. И не он, – кивок в мою сторону. – И кто сказал, что местные умеют так же хорошо развязывать языки, как ты, норег?
– Значит, им потребуется немного больше времени, – сделал собственный вывод Гагара.
Надо ли говорить, что этот диалог не прибавил мне бодрости.
Вихорьку пятнадцать, но он уже воин. Викинг. А любой викинг по факту – это убийца и палач. При необходимости. И каждый викинг готов к тому, что враги обойдутся с ним так же, как он с ними.
Всё так. Но утешение слабое. Для меня. И для моего сына.
И что теперь? Попробовать сбежать, пока за нас не взялись?
Нет. Бросить Вихорька я не мог.
– Собирайтесь, – сказал я своим. – Пойдем к Водимиру. Напомним князю, что мы – его гости. И мой сын – тоже. Строго напомним!
Рискованный вариант. Близкий к самоубийственному. Но никто из моих даже не намекнул на возможность бегства. Только Гагара на всякий случай уточнил:
– Бронь надевать?
– Облачайтесь как на битву. Только Норнам ведомо, как всё обернется.
На подворье кипела обычная жизнь. Кто-то тренировался, кто-то работал, кто-то бездельничал. Последних – немало. Делом занимался в основном молодняк и обслуга.
Водимир присутствовал. Восседал на командирском кресле в окружении кучки приближенных: военных и условно штатских. Справа потел холоп с бокалом литра на полтора. К бокалу князь время от времени прикладывался.
На нас глазели. И с любопытством. День жаркий, а мы – в полном боевом. Гуннар даже щит прихватил.
Рядом с князем я не углядел Добромысла. Зато Турбой – был. Красный, потный, чем-то недовольный. Уставился на нас весьма недружелюбно.
И еще одна знакомая рожа. Купчина, которого мы пощипали на Длинном озере. Я узнал не столько его физиономию, сколько еще не зажившие отметины на ней, оставленные плеткой, которой мой брат корректировал в правильную сторону образ мыслей плененного торговца.
Юлить я не стал.
– Я пришел к тебе, князь, потому что какие-то лишенные чести люди похитили моего сына Виги!
Я остановился, ожидая ответа.
Не получил. Только взгляд типа: ну, что еще скажешь?
Скажу.
– Боярин Доброслав обещал нам права гостей, князь, и ты подтвердил это право. И потому я требую, чтобы ты велел похитителям освободить моего сына! Немедленно!
– Он требует! – воскликнул кто-то из окружения.
– Вот наглый нурман! – подхватил еще кто-то.
Водимир молчал. Давил меня взглядом.
Я тоже молчал. Всё сказано. Сейчас я узнаю, схвачен ли Вихорёк с его санкции или это чьё-то самоуправство?
Князь, сука, от ответа ушел.
– Этот меч… Откуда он у тебя? – процедил Водимир, показав на мой Вдоводел.
Мать вашу к бабушке! Это что ж, опять за старое?
С чего началось наше знакомство с князем. С аналогичного вопроса. Откуда у меня доспехи его дружинника Главы?
В тот раз мне пришлось удирать с княжьего двора в чем мама родила. Неужели опять?
– Это мой меч! – отрезал я. – К чему твой вопрос, князь? Хочешь такой же?
– Хочу узнать, давно ли он у тебя?
– Давно.
– Понятно. А теперь скажи мне, Ульф Свити…
Да, правы викинги с их подходом: убиваем всех. Я в очередной раз поплатился за свой гуманизм. Вот он стоит, мой «гуманизм» – с красным рубцом на лбу и лютой ненавистью в глазах. Пощаженный купчина с «торговой точки».
Нет, он не мог меня узнать в лицо. Я был в «очковом» шлеме, с рожей, перемазанной сажей и забрызганной кровью. Не мог он меня узнать.
И не узнал.
