видно, что тут он совсем не за деньгами, а просто засиделся мужик без привычного дела, вспомнить молодость пришел, даже понимая, что, может, и в последний раз оружие возьмет в руки. Его улыбка, полная мудрости и военного прагматизма, настолько внушала доверие, словно с отцом разговариваешь, к которому не только за советом можно приходить, но и за помощью делом. Таких командиров, как Матвеев, немного, и обычно за ними люди в огонь без разговоров лезут, голыми руками колючую проволоку рвут. Хороший, в общем, мужик – на него с легкостью можно положиться, даже в голову не стоит брать, что такой на другую сторону переметнулся и только ждет, когда ты спиной повернешься. Не верится, что он на врага работает, не верится, и все, а значит, так и есть.
– Спасибо, – искренне ответил Мартин, а потом, пожав руку, спросил уже не как командир: – Народу много потерял?
– Я? Нет. Мы пока всухую идем, а вот у Курта раненых трое, но все на ногах и в бою. Партизаним потихоньку, спать врагу не даем. Цаявские вояки тоже молодцом держатся, в «зеленке» нас грамотно прикрыли, без дураков. У них, по-моему, двое всего выбыло. Яковлев с собой не много народу притащил, пять инженеров и человек двенадцать дельных парней в прикрытие, могут не только кашу сварить. – С последними словами он улыбнулся, вспомнив какой-то момент из произошедшего недавно.
– Яковлев сам прибыл? – уточнил на всякий случай Мартин. В договоре не было сказано точно, кто прибудет, но ждали именно его. Когда Мартин отмерял маршрут в Курчатовский, уже в самом начале закралось сомнение, что Яковлев рискнет приехать лично, уж больно на заговор все стало походить. То, что он теперь здесь, не только не развеяло сомнения, а напротив, глупости в происходящем только добавилось. Совсем все запуталось.
– Да, он тут. В этом здании. – Матвеев обрисовал кружком небольшой квадратный дом недалеко от парка и дома-музея имени Курчатова. – Если надо, я провожатого дам. Туда только понизу можно, потому что вот с этого дома все как на ладони видно.
Он указал на злополучное здание с номером двадцать один по улице Расплетина. Мартин непроизвольно оскалился, чувствуя закипающую злость, но, собравшись и глубоко вдыхая, чтобы успокоиться, с готовностью кивнул, мол, «давай провожатого».
– Паш, – бросил Матвеев куда-то в коридор, и из темноты тут же вынырнул здоровенный парень под два метра ростом, лет тридцати, с коротко стриженными светлыми волосами. – Проводи до Яши!
– Я людей своих сзади оставил. Пусть их проводит кто-нибудь, покажет что и как, – сказал Мартин, видя, что тот уже нацепил гарнитуру, чтобы взять руководство. Он кивнул, прощаясь с Матвеевым, вышел в общую сеть и сообщил своей группе: – Капрал, пока меня нет, ты за старшего. Мы берем юг, распределитесь там и опросите местных, где что. Смотрите на наши же сюрпризы не нарвитесь.
– Принято! – в наушнике раздался голос Капрала.
– Удачи! – сказал Мартин и отключился: то, что будет дальше, для чужих ушей не предназначено никоим образом.
Путь по коммуникациям, наполненным трубами, кабелями, разводками и реже электрощитами, проходил в полнейшей тишине. Снаружи доносились одинокие выстрелы, но они словно тонули в этой вязкой пустоте. В те дни, когда здесь еще была жизнь, по трубам с шумом текла вода, где-то потрескивала проводка, и звуки городской суеты все равно пробивались сюда, создавая ровный привычный городской гул. Сейчас же в полнейшей тишине слышался каждый шаг, каждый скрип камушка под ботинками, каждый шорох одежды, трущейся о ремень автомата. Казалось, что, если остановиться и замереть, даже стук сердца будет слышно с приличного расстояния. Идущий впереди двухметровый парень ориентировался в катакомбах как у себя дома, поворачивал на очередных развилках, не задумываясь. Конечно, за сутки тут можно было все облазить и выучить, но по тому, как тот спокойно двигался, вовремя наклонял голову и перешагивал через преграды, возникающие из ниоткуда, становилось понятно, что это его стихия, его жизнь. Хорошую школу проходят в российских «структурах», таких бы парней побольше, можно не только Москву зачистить, тут хоть со всем миром воюй, не страшно. Мартин всегда уважал тактическую разведку, понимая, что лучше их не бывает и что каждый род войск имеет свои подразделения специального назначения, но мало кто может потягаться с теми, кто всегда на передовой, всегда в бою, всегда на острие. Слабых и глупых среди них нет, сгорают в естественном отборе, а те, кто доживает до ветеранского статуса, становятся страшным противником: невидимым, хищным и опасным. Что же привело его в наем? Ведь в России наемники запрещены законом. Да наверняка жизнь непростая и привела, когда солдату семью кормить нечем, а кроме войны, он больше ничего делать и не умеет, чем еще заниматься тогда? Горе той стране, которая вгонит своих военных в нищету. Это же не просто гопота или вымогатели. Это страшная сила – с четкой иерархией и опытом. Говорят же, что самые опасные бандитские группировки – сплошь бывшие военные, у которых все по-привычному – приказ, дисциплина, тактическое планирование и прикрытие. Они не людей убивают, а угрозы нейтрализуют. Они не дома взрывают, а создают противнику помеху в движении. Не банк грабят, а получают ресурсное преимущество над врагом. А что, если таких в массовом порядке без хлеба оставить? Будет очень больно и невесело сразу всем.
– Долго еще? – спросил Мартин, отвлекаясь от грустных рассуждений.
– Пришли почти, – отозвался тот почему-то радостным голосом. Что уж он там себе надумал, неизвестно, главное, что не робеет парень, чувствует себя как дома, а значит, и дух его сломить невозможно.
Длинный коридор. Нога тихонько постанывает, все еще напоминая о себе при движении. Каждый метр на пути к заветной комнате в конце прохода отдается легким стуком в висках, тело полностью, как сосуд, налито адреналином и ненавистью. Два дня он здесь, всего два дня, а Зона уже пустила в него свои тлетворные ростки, и сейчас уже нет никаких других эмоций, никаких других чувств, только одно – въевшееся под кожу, жрущее каждый нерв, каждую
