Ирма спала и сквозь сон чувствовала — она спит одна. Постель была холодной — спереди, сзади; женщина шевельнула рукой, мимолетно обводя полукруг в поиске — тщетном. Приподняла голову, чтобы убедиться: почти не открывая глаз, женской чуйкой.
Убедилась.
И бессильно уронила голову в подушку, сжимая на ней пальцы.
Не плакать. Не надо.
Просто все не может быть так хорошо.
Тайтингиль, растворенный в полутьме квартиры, смотрел.
Вскинул голову, сжимая зубы.
Пора была облачаться в доспех.
Длинное тело скользнуло в кольчужную плетенку с золотой набивкой. Тайтингиль огладил доспех, ощущая на плечах привычную тяжесть. Затянул замки перевязи. Огляделся. Набедренники, наплечники и наручи. Он тщательно затянул все ремешки, завязки. В бою ничто не должно было мешать, все следовало подогнать — привычно, досконально. С привычными же мыслями о том, что он, может быть, не вернется. Он сказал тогда Ирме, что у него свой взгляд на вечную суть эльфа, — и да, он был таков.
Потому что даже самая вечная суть — конечна. Прекратится Эала — прекратится и он. Погаснет звезда — и даже бессмертный в своей не-жизни камень станет пылью и прахом. Раскроется сила Цемры — и камни, и эльфы, и люди, и все создания этого мира вмиг станут ничем. Поглощенной внутрь Великой Паучихи сутью, плацдармом и трамплином ее безумного потомства от причудливых отцов.
Мог ли он обещать что-то этой тревожно спящей женщине с маленьким прохладным ртом?
Он шел биться.
Жить, умереть?
Биться!
Последнее — плащ со златой розой — на плечи. И принесенный нелепый короб от музыкального инструмента вроде лютни, в который он положит меч, чтобы не показывать его в «камеры наблюдения», когда пойдет к паучихе по охраняемой человеческой крепости со странным названием Москва- Сити, — так рекомендовали осторожные гномы.
Он собрался полностью. И пошел вниз.
И опять остановился у арки, глядя на нее.
На маленькую, такую маленькую и такую решительную, ранимую и пытающуюся жестко делать мужские дела — и делающую; желающую верховодить везде — и так страстно отдававшуюся ему.
Ирму.
Может быть, в последний раз.
Точным движением он прислонил полуторник в гитарном футляре к дверному косяку и в два бесшумных скользящих шага пересек расстояние до постели. И прильнул.
— Я, — выдохнул, — я, Ирма, никогда… Не обещал… Я… могу… не вернуться. Я…
— Молчи, — шепнула она. — Пожалуйста, молчи, Тайтингиль, Тааайтингиль…
Поцелуем заглушила все поднимающиеся в нем слова, не осталось больше слов.
— Ирма. — Эльф поцеловал в горячую щеку, в сбитые волосы на виске. — Ирма…
— Ты вернешься, — сказала она, утыкаясь в подушку.
— Я…
— Молчи, — шепнула. — Я верю, что вернешься. А теперь иди. Иди, Тайтингиль.
Он длинно выдохнул и покинул женщину.
Глава 11
БОЙ
Котик стоял за дверью, нежно поглаживая свежекупленный айфон; орк, переродившись, оказался страшным гаджетоманом и поклонником всех мыслимых и немыслимых соцсетей. Стоял молча, переговариваясь с кем-то топтанием пальцев по экранчику. Не заходил, хотя мог бы воспользоваться ключами, которые у него безусловно были. И не звонил в дверь. Ждал.
Когда эльф вышел, он привычно просиял.
