Ему тоже хотелось в душ и обняться, но оруженосец, орруженосец же. Первым делом — самолеты.
— Алина? — тяжело спросил витязь.
— У Наташки же, у Наташи. Пойдем, родной, пойдем…
Ирме казалось, что витязь и впрямь опирается на нее. «Ох уж мне эти мужские дела! Ох уж мне эти мальчишеские забавы, ох уж… Господи, господи, господи, спасибо, что живой! Архангел мой…»
И она буксировала Тайтингиля в свою спальню, в душ, в душ, просторный Ирмин санузел, где находились и роскошная ванна на львиных лапах, и огромный туалетный столик, и прочие современные приспособления, так необходимые женщине.
Тайтингиль тяжело опустился на пуфик, а Ирма носилась стрижом — ножницы, срезать рубашку, видно, что испорчена напрочь, штаны… да тоже черт с ними, сапоги — стянуть бережно, под сапогами, хм, носки, оценил витязь — но почему-то было не смешно; подсохшие, но вонючие и спутанные волосы — назад, назад.
— Милый мой, милый, Тайтингиль, балбес ты, бал-бес ты-ы, как можно та-ак, ка-ак?
Слова не имели значения, но…
Голый, грязный, покрытый прокусами жвал и порезами, пенящимися алой кровью, с ветвистым следом поражения током на теле, эльф встал навстречу Ирме, сдергивая с запястья опустошенные ремешки от оберегов.
Бросил, протянул руки.
Женщина рванулась к нему, к узкому, мощному телу, которое не дарует ни один спортзал; вжалась.
Эльф шагнул в душевую кабину — эта была просторна и давно Ирмой обжита; Ирма нажала кнопку — из сотен мелких сопел брызнули струи воды, со всех сторон, омывая тела, убирая грязь, кровь и боль.
— Ты помоешься, — шептала Ирма, — я — перекись… раны, порезы… я…
— Да. — Эльф держал ее под струями прямо в домашней одежде, уже мокрой.
— Ты потом ляжешь… отдохнуть… ты… мир… спасал…
— Да, — эльф целовал ее шею, срывая одежду, — я спас… этот — спас…
— Ты-ы… — хныкала Ирма, стараясь достать ладонью с шампунем до его головы, до самой макушки.
— Я, — соглашался эльф. — Я, Ирма. И знаешь — у нас с тобой есть это время. Оно называется «сейчас». — Его голос вдруг прозвучал очень сильно и горько. — Ты представляешь, я понял. У нас, у вас, людей, у двергов, у всех есть только сейчас. Никогда не бывает потом. Потом твою надежду или тебя самого жизнь прибивает мечом к земле, и уже не имеет значения, воспрянешь ли ты в Чертогах Забвения или где-то еще.
Вода смывала Ирмин шампунь со светлеющих золотых волос эльфа, грязь и кровь с его тела; смывала. Еще минуту они, сплетясь, стояли неподвижно.
Затем Тайтингиль неохотно поставил женщину.
— Я должен посмотреть, что там.
Должен.
— A-а я-а…
— А ты — моя женщина, — серьезно сказал воин. — Первая.
— А-а? — Ирма вытаращила глаза, молниеносно вернувшись из заоблачных сфер. Информационный удар, обрушившийся на нее, был неслыханной силы.
Эльф скосился, и смысл этого веселого, вдруг заискрившегося взгляда Ирме был понятен. Он осознавал юмор ситуации.
Напряжение спало; Ирма, запретив себе обдумывать услышанное сейчас, быстро промокнула тело эльфа чистейшим полотенцем, залила порезы и раны перекисью — в вымытом состоянии все было не так плохо, как показалось сперва. Тайтингиль набросил синий махровый халат, подпоясался и вышел, оставив Ирму пытаться привести себя и санузел в порядок.
Андрей Валентинович приехал быстро.
Переодевшаяся в сухое и целое Ирма открыла ему, и, махнув рукой на комнату, в которой находились Котик, Тайтингиль и незнамо кто, на подгибающихся от истомы ногах побежала снова в ванную. Голова была пустой и гулкой, сердечко колотилось где-то в горле. Женщина взяла ведро, сыпанула побольше порошка и принялась замывать кровь от прихожей до испорченного дивана, стоившего баснословных денег.
Врач крепко пожал руку Котову, нахмурился на капли и разводы на полу.
— Я без кареты сегодня. Опять кровотечение у вас, уважаемый?
— Я здоров, лекарь. Но наш гость ранен, и рана его опасна.
Доктор вымыл руки, вошел в комнату, присел на край безнадежно испачканного дивана подле окровавленного тела. Откинул темную полу.
— Ну, что скажу вам? Плохи дела, нужна госпитализация немедленно. Ранения два… Ему что, наживую вырезали аппендицит?
