Ничего не ответив, одноглазый пополз вперед. Так и полз, стиснув зубы… Пока вдруг не сдавило виски, да с такой силой, что Наг вдруг обмяк и, закатив глаза, вырубился напрочь! Даже сказать больше ничего не успел.
– Стоп! – глянув на шама, быстро приказал Кирилл. – Уходим. Давайте все к реке. Живо…
– Ай!
Кто-то вскрикнул. Да и самого Кира что словно бы ударило по голове. Все перед глазами вдруг помутилось, рванула к глазам трава…
– К реке! Живее!
Сотник очнулся у самой воды, слетев кубарем с кручи. Бока побаливали, а вот с головой все стало в порядке – ничто не давило, не мутило, не двоилось в глазах. Как видно, небольшой изгиб местности все же защищал от воздействия… Даже шам – и тот оклемался, правда, на него жалко было смотреть. Лицо его, и без того по-лошадиному вытянутое, еще больше осунулось и позеленело, глазные щупальца безвольно повисли, в единственном оке сиял страх!
– В крепости сильный телепат? – быстро спросил Кир.
Наг тряхнул головой:
– Очень! Нам всем надо поскорей уходить.
Они все же успели. Ушли, пробираясь берегом, у самой кромки воды. Бежали, проваливаясь по колено в вязкую жижу, разбивая штыками густые заросли ив. Взгромоздились на плот… Кир махнул рукою парням на том берегу. Те увидали командира в бинокль и все поняли правильно. Потянули веревку. Поплыл, набирая скорость, плот…
Перебравшись через реку, тоже не копошились, как можно скорее подались к дальнему лесу. Там и укрылись, перевели дух. Но только добравшись до болотного берега Комариной реки, поняли, что ушли.
В узилище вновь заглянули утром. Опять – бить? Странно, но за бессонные ночи Алексия вдруг обрела способность соображать. Рассуждала здраво и несколько отстраненно, словно бы все, что сейчас делалось, происходило вовсе не с ней… и не с Сержем. Ах, бедный, бедный Серж!
А ну-ка, не ныть! Не вспоминать. Потом как-нибудь помянуть, вспомнить. А сейчас лучше думать, как отомстить. Бьют – да. Но если подумать, то как- то странно, щадяще. Ни одного зуба не выбили, не сломали ни одного ребра. Даже нос – и тот не раскровянили. Одни синяки. Но издевались, да… Раздели, лапали, изваляли в навозе… И не больше!
– Встать!
Снова все те же дюжие парни. Снова удары.
– Кому сказал, падла, – подъем!
Руки за спиной стягивали ремни. Крепкие, сыромятные. Ночью Лекса пробовала развязать их зубами – не вышло. А так бы набросилась на кого- нибудь… А ну-ка…
– Ах ты, тварь!
Удар в челюсть. Сильный, злобный, такой, что зеленые звездочки в глазах.
– А ну, прекратить!
– Господин десятник. Она меня только что укусила! Вон, все подтвердят…
– Молчать! Во двор ее, живо.
На плечи избитой узнице накинули какую-то мешковину. Прикрыли наготу, верно, чтоб не пробуждать излишнего любопытства в строителях. Повели куда-то мимо воротной башни… Что, уже? Уже – все? Неужели и впрямь – на кол?
Представив всю процедуру предстоящей казни, Алексия невольно поежилась. Надо было что-то делать, предпринимать – срочно! Пнуть ногой того, что слева… укусить за шею правого… нарваться на копье или нож… Лучше уж такая смерть, чем…
– Туда заходи, – останавливаясь перед небольшим бревенчатым домиком, указал копьем десятник. – Ну, что стоишь-то? Живо!
Сказал и подтолкнул. Без всякой, впрочем, злобы. Легонько.
Девушка могла бы и не идти. Повернулась бы, ударила ближайшего стражника головою, извернулась бы… и получила б ногой в живот. Или – копьем в шею. Так пусть так! Хоть не на кол…
– Постой…
Один из воинов подбежал ближе… и, выхватив нож, ловко разрезал стягивавший руки ремень.
– Теперь – иди. Там ждут уже.
Ждут? Девчонка недоверчиво оглянулась. Руки-то теперь свободны, ага… Только вот на предстоящую казнь вся эта ситуация совсем не похожа.
В домике вдруг распахнулась дверь, и выглянувшая оттуда женщина приветливо махнула Лексе рукой:
