не встретится. Колдовская Дружина люто Додолу ненавидит, богиня семьи – их первый и наиглавнейший враг. Волхвы же, коли и способны читать мысли, так токмо по лицам. А Наталья ввек бы не стала предводительницей, буде по ее лицу оказалось возможным хоть что-нибудь прочесть…
Да, мнилось тогда, все еще успеется, все придет. Целая жизнь впереди! Специально предохранялась во время зеленцов. А оказалось, можно было и не предохраняться! Оно бы и изменила что-то в жизни, к лекарям бы помчалась…
Наталья вздохнула и перевернулась на правый бок. Поправила под ночной рубашкой тугие, все еще девичьи перси.
Ан нет, милка, не помчалась бы! Так бы и гнала себя вперед, к цели, к вожделенному – оказывается, есть вожделение одно и вожделение другое! – положению первой додолки. Ничего бы ведь не изменила в судьбе! А теперь лекари говорят, что бессильны, что вот буде бы пораньше спохватилась – еще в молодости… Сварожичи милостивы – бывает, дают и бесплодным родить… Теперь же – лишь молиться да верить! Молиться да верить!.. Молиться- то – не велика работа! Верить же с каждым годом все труднее и труднее. После сорока-то избавившись от бесплодия, крепко задумаетесь – рожать или нет… Вдруг дитя-то, первое, уродом получится. Либо – хворь за хворью, болячка за болячкой! Не дитя – горюшко горючее, беды неминучие!..
А может, все это и есть наказание? Наказала ее Владычица – и за богохульство, и за самомнение. Черной-пречерной бабьей болезнью наказала – пусточревием. И остается теперь токмо уповать на Алюшникову, а разве девица способна противостоять Додоле?! Но коли не надеяться на возможность оного противостояния, то и жить – не к чему…
У дверей звякнул сигнальный колокольчик.
– Кто там? – Наталья постаралась, чтобы в голосе не прозвучало и толики недовольства.
Знамо дело, предводительница Ордена – мама родная для всех додолок…
– Это дежурная… Простите, мать Наталья! Сторож говорит, в ворота стучат…
– Ужель без меня не обойтись!.. Чего им надобно среди ночи?
– Крова просят. Больной там, мужчина.
Слово «мужчина» дежурная произнесла чуть ли не с восхищением: какова бы ни была предводительница Ордена, главное для большинства додолок – одно.
– И девица с ним, – продолжала дежурная.
– Хорошо, сестрица, пусть войдут. Я сейчас спущусь. Токмо облачусь во что-нибудь. И разбудите сестру Иву…
Наталья отыскала спички, зажгла ночник, накинула на рубашку атласный халат.
Когда она спустилась, сторож и незнакомый предводительнице пожилой мужчина в извозчичьей форме вносили в приемный покой носилки с неподвижным телом. Носилки принадлежали Ордену – видно, больного привезли в трибуне. Тут же суетилась незнакомая девица. Девица была явно взволнована, однако и волнение не могло пригасить ее несомненную красу.
– Осторожно, судари, осторожно! Не уроните, прошу вас…
Сторож гудел под нос что-то неразборчиво-раздраженное, но, увидев Наталью, тут же замолк, подобрался.
Наверное, незваные гости разбудили его, работничка…
Больного переложили на стол, и пожилой вопросительно глянул на суетящуюся девицу.
– Ну, хвала богам!.. Спасибо вам, любезный! Век буду благодарна! Ступайте с миром! – Девица что-то сунула ему в десницу.
Видимо, деньги, ибо любезный удовлетворенно кивнул и тут же вышел. Сторож последовал за ним – запереть обительские ворота.
– Что случилось, мама Ната?
Наталья оглянулась.
Полуодетая Ива Алюшникова была уже здесь. Заметив недвижное тело, тут же все поняла, приблизилась к столу, пощупала пульс на шуйце, глянула в зрачки, возложила руки на виски.
– Кто он? – спросила Наталья.
Внимательно, даже со страхом, следившая за действиями Ивы гостья перевела взгляд на предводительницу. Теперь лицо ее показалось Наталье знакомым.
– Меня величают Забава Соснина, мать предводительница.
Наталья откровенно пожала раменами – память на имена в данном случае явно уступила ее памяти на лица.
Между тем Ива сняла руки с головы лежащего:
– Не могу понять, что с этим человеком… Хотя, по-моему, непосредственной угрозы его жизни нет.
Страх гостьи сменился столь же неподдельной радостью.
Кто ей этот хворый – отец, дядя? Судя по одежде, люди не бедствуют. Что ж, лишние деньги Ордену ввек не помеха… Вот токмо что с ним, с хворым этим?
Наталья повернулась к девице:
– Что с ним случилось?
