Альфред, осаждаемый толпами любопытных, уже добрался до лестницы и вскочил на перила, как на трибуну, вещая уже оттуда. При этом он так размахивал руками и корчил рожи, подражая упырю, что его не столько слушали, сколько караулили, готовясь ловить, если вдруг начнет падать.
— …и тогда я смотрю — уходит, гад! Удирает, сволочь гнилая! — Глаза парня горели праведным огнем. — Да на такой бешеной скорости, словно ему в задницу перца толченого запихали! И понимаю я, что не успеваем — ни я, ни Варяжко, ни Одоевски. Что он сейчас вырвется и удерет! Он же, гад, крови уже попробовал, а вкусивший крови упырь — это сами знаете что такое! Ни один из вас, — палец оратора уперся в толпу, — не проснулся бы поутру, если бы он добрался до общежития! Это упыриха тоже поняла, летит наперерез, осиновым колом размахивает, а что толку? Она ведь женщина, слабый пол… И получается, что против упыря, между вами и смертью, один только Вальтер фон Майнц! Мы, конечно, на месте не стояли, но все равно ему первому пришлось бы принять удар на себя! Я кричу ему: «Осторожно, упырь!»
— Когда ты мне кричал? — не выдержал Вальтер.
— …кричу, а он не слышит, — как ни в чем не бывало отмахнулся Альфред, мол, не перебивай. — Упыря увидел, и глаза у него стали такие… бешеные. «Ну все, — думаю, — молись, сволочь вонючая, если молиться умеешь. Потому как вот он, народный мститель! Герой натуральный!»
— …концентрированный, — проворчал смущенный Вальтер.
Аглая захихикала.
Настроение у юноши стремительно портилось. И не потому, что Альфред врал, рассказывая все в общем-то правильно, но на ходу сочиняя такие подробности, которых в принципе не могло существовать. Например, у упыря внезапно стали расти клыки и когти, а сам он мутировал чуть ли не в оборотня. Еще он, Вальтер, почему-то выронил меч и какое-то время отбивался голыми руками, пока верные друзья не пришли ему на помощь, отвлекая внимание на себя. Но студенты слушали, раскрыв рты, даже не думая сомневаться. Молчал и Варяжко, не спеша спорить. Раз сам герой стоит и помалкивает, значит, это правда. Альфред же не врет, что упырей было сто штук? И что они пушинками разлетались в разные стороны от боевых заклинаний, которыми сыпал Вальтер!
Нет, сам фон Майнц, если честно, очень хотел, чтобы Земниц и дальше сочинял свою героическую повесть, но чтобы ее услышала и Лилия. Где она? Куда подевалась? Неужели заперлась и отказывается выходить? Или так устала минувшей ночью, что ее не разбудил шум и гам? Тут собрался практически весь курс, но Лилии Зябликовой не было.
— Ты чего? — Аглая так и цеплялась за него, заглядывая в глаза.
— Где Лилия?
— Далась тебе эта Зябликова! Ты ей ни капельки не нужен!
— Не твое дело, — рассердился Вальтер.
— Обиделся? На правду не обижаются!
Юноша вспыхнул. Да, иногда приходилось признать, что в жизни Лилии он играет самую последнюю роль. Вечный друг, вечная тень, помощник, подсказчик и тот, кто готов исполнить любой каприз, сам ничего не требуя взамен. Да, он знал, как на курсе относятся к его чувству. Да, сам от этого страдал, но ничего не мог с собой поделать. Вот нужна была ему Лилия Зябликова, и все тут. Очень нужна. Со всеми ее недостатками и капризами. Она напоминала ему маму и старшую сестру. Он был готов в лепешку расшибиться ради нее. А они все…
— Если такова правда, — отчеканил он, глядя в лицо Аглае, — то я предпочитаю ложь. От нее не так больно.
Девушка отпрянула, заметив в его глазах опасный огонек.
— Да ты чего, Валька? Я же просто так… я же не хотела, — забормотала она.
— Мне наплевать, что ты хотела, а что — нет, — отрезал он. — И меня зовут Вальтер, а не Валька, запомни это!
Сорвав с себя руку Аглаи, он стал продираться сквозь толпу, отчаянно работая локтями. Его не хотели пускать — студенты жаждали уточнить, все ли было так, как вещает Земниц? — он отмахивался, торопливо соглашался. Лишь бы выпустили. Аглая спешила за ним по пятам, хватала за локти.
— Ну, Вальтер, ну прости, — лепетала она. — Я не нарочно! Я не хотела. Прости! Просто ты мне нравишься! Очень нравишься! С самого первого курса!
— Нравлюсь?
Перед ним словно выросла стена, в которую он врезался с разбега.
— Нравлюсь? — остановился, развернулся, заглядывая в лицо.
— Да, — пылко выдохнула Аглая Борецова.
Ее глаза горели огнем, за который он мог бы горы свернуть… если бы это были глаза другой девушки.
— Почему?
— Не знаю, — честно ответила Аглая. — Ну за что люди нравятся друг другу? Просто так… Ты умный, красивый, добрый, преданный, честный. И вообще… Не такой, как все! Ты даже лучше моего брата, вот!
Он попятился, мотая головой, словно слова девушки были роем мух, которые вились над его головой, садясь на лицо и заползая в уши. Она наступала, сверля его глазами, и Вальтер рванулся прочь, бегом, сломя голову…
