Комнина.
После того как прошли переговоры Владимира Мономаха и Алексея Комнина, был подписан мирный договор, четко зафиксировавший границы владений Киева и Византии, Варвара была обещана мне в жены, и, кроме того, я был назначен эпархом Таматархи. Конечно, еще двадцать лет назад мне подобное не светило бы, но сейчас Комнин понимал, что Таманский полуостров уплывает у него из-под носа и скоро там будут хозяйничать или половцы, или генуэзцы. И поэтому он пошел на то, чтобы назначить эпархом русского князя, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Через месяц после этого события была торжественно отпразднована моя свадьба в Константинополе, Владимир Мономах после нее быстро отправился в Киев, а уже поздней осенью в Константинополь пришли киевские полки, вместе с ними прибыл и Ратибор, которого отец отправил мне для «наставлений».
Ратибор со времени моего расставания с ним немного усох и постарел, но все еще был мощным воином. Мы с ним крепко обнялись и долго вспоминали нашу первую встречу. Ратибор со смехом сказал:
– Представляешь, сейчас ведь, наверно, уже и до Павла-посадника новость дошла, ему Дунька все усы выдергает, что тебя не окрутили: такого зятя упустил. Она по тебе и без этого сохла, а уж как узнает, что князя упустила, так посаднику лучше теперь в омут головой нырнуть. А уж мужу теперешнему житья точно не даст. Как поссорятся – так и будет кричать, что князя на такого бесталанного дурака променяла.
Мы немного посмеялись, а затем Ратибор начал меня расспрашивать, что и как я собираюсь делать в Тьмутаракани и почему именно этот город я попросил у василевса, может быть, лучше было бы начать набирать опыт в другом, не таком проблемном месте.
Учитывая, что в дальнейших моих делах Ратибор будет правой рукой, я решил познакомить его со своими воспитанниками.
Когда Ратибор посмотрел на мою полосу препятствий и увидел, как по ней носятся мои ребятки, в его глазах появилось уже не просто уважение к моим габаритам и талантам бойца, но и организатора и руководителя. Он буквально за час сдружился с моими помощниками Ираклием и Диодором, они сразу почуяли друг в друге опытных воинов, всю жизнь проведших в сражениях, и вечером за кувшином вина все пытались понять, когда и где они могли встречаться в боях.
Я воспользовался тем, что у моих товарищей неплохое настроение, и попытался поделиться с ними моими планами по войне с половцами. Вначале, когда услышали мое предложение, они начали смеяться. Но по мере моих объяснений их смех замолкал, а итог подвел Ратибор, который сказал:
– А что, в этом что-то есть, может получиться, хотя мы так никогда не сражались.
После визита моего отца с помощью митрополита Никифора у меня появились два иеромонаха – Зосима и Досифей, прибыли они с Афона, чтобы осуществлять духовное наставление моих воспитанников. Я все-таки после долгих раздумий решил, что для них нужна не только боевая учеба, но и воспитание духа.
Оба иеромонаха были здоровыми мужиками-русами, бывшими катафрактами[29] в армии василевса, и на них у меня также было много планов на будущее.
Мое подразделение не расформировывалось, его тайным руководителем стал Иоанн Комнин, потому что Алексей Комнин просто боялся отдавать такую опасную игрушку из семьи. Я же забрал себе шесть своих первых учеников, в том числе печенегов, да Ираклий и Диодор после недолгих раздумий тоже согласились отправиться со мной, чтобы на новом месте заняться прежним делом.
– Ты знаешь, Костас, – сказал мне как-то Диодор, – я с тобой забываю, сколько мне лет, мне интересно все, что ты делаешь, а смерть – она везде одинакова, что в Константинополе, что в ваших тавроскифских степях.
Из-за необходимых приготовлений нам пришлось задержаться в Константинополе до весны, но за это время мастера Константинополя за счет василевса изготовили все, что мне было нужно для ведения пока еще небольших сражений. А Ратибор с удовольствием занимался обычным для него делом – тренировкой молодняка, да и ветеранов в новом для них построении и ведении боя. Так что когда мои вояки ранней весной с шумом и гамом грузились на корабли, они уже примерно представляли себе, как будут проходить боевые действия с кочевниками.
Я в сопровождении охраны пришел обратно в порт. Выгрузка шла полным ходом. Из одной лодки под командные вопли старика-араба медленно поднимали тяжелые бочонки. Рядом с ней причаливала лодка, в которой лежали три полутораметровых цилиндра, завернутые в грубую ткань. На этот раз для разгрузки, учитывая тяжесть этих предметов, пришлось использовать полиспаст. Когда один из предметов поднимали на прочной веревке, порывом ветра с него сорвало край дерюги, и толпившиеся рядом воины и грузчики впервые в жизни увидели бронзовую пушку.
Учитывая это обстоятельство, за сохранение тайны я не боялся. Пока еще никто не понимал, что в бой вступает совершенно новое оружие.
Сразу после моего разговора с отцом и нашей договоренностью о дальнейших действиях я начал попытки познакомиться с мастерами фейерверков – это было довольно новое развлечение знати, и почему-то этим в большинстве занимались арабы. Но мои попытки очень долго были безуспешными, пока в один прекрасный день я не зашел в мастерскую старого Бахиджа. Пожилой морщинистый араб, у которого я пару раз покупал фейерверк, а потом пытался разговорить на тему горючего для его ракет, сидел, уставясь на огонь в очаге, и угрюмо молчал, в тишине хорошо было слышно, как на женской половине воют женщины. На мои расспросы он сначала не реагировал, но потом нехотя сообщил, что у него украли внучку. Когда я намекнул, что, может, это сделал влюбленный и все будет в порядке, Бахидж покачал головой и сказал, что подозревает в совершенном местного менялу, который давно положил глаз на девочку. Но он еще в состоянии сам прокормить свою семью и не нуждается в том, чтобы отдавать любимую внучку старику. А сегодня с утра Батуль
