стрела не смогла пробить дубовой древесины.
«Интересно, – подумал я, – наверно, сейчас снаружи телеги станут похожи на гигантских ежиков».
Половцы все приближались, старший расчета с напряжением глядел на командирскую кибитку. И вот на ней появился желтый вымпел. Со стуком упали щитки, закрывавшие бойницы, и тут же раздались, с интервалом в несколько секунд, три пушечных выстрела, над телегами, где были укреплены пушки, поднялись клубы дыма. Мне тоже ни черта не стало видно. Из-за белой пелены слышалось дикое ржание лошадей и выкрики кочевников. Через полминуты дым рассеялся, и мы увидели, как только что единая в своем порыве надвигающаяся лавина всадников беспорядочно разбегается по степи. А метров за сто не доезжая до нашего вагенбурга тремя широкими полосами лежат убитые и раненые половцы вперемежку с конями.
Вступили в дело арбалетчики, и всадники, не успевшие выехать из зоны поражения, стали десятками сыпаться на землю.
Сзади меня послышался крик, я обернулся. Ратибор был уже на коне, и за ним садились в седла ожидавшие этого момента пятьсот всадников, только около десяти человек громко ругались, стоя возле лежащих коней, убитых нечаянными стрелами.
Возчики быстро растащили две телеги, и скопившиеся у тесного прохода всадники с диким криком бросились в погоню за убегающим противником.
Вечерело, мы встали лагерем тут же, на месте боя. Горели костры, на которых готовилась вареная конина: сегодня у нас ее было навалом… Между лежащими невдалеке трупами половцев и их лошадей бродила поисковая команда – все раненые уже были добиты, и шел натуральный шмон. В глазах наших ратников все имело свою цену. Но самое главное – это оружие, а оно у половцев было очень даже неплохим. И гора шлемов, лат, панцирей, складываемая около лагеря, становилась все больше.
Я подошел, наклонился и поднял блестящий остроконечный шлем, отделанный золотом, по нему арабской вязью были выгравированы суры из Корана.
«Вот ведь что может делать судьба, – думалось мне, – когда-то мастер из Дамаска сделал этот шлем, его наверняка носил какой-нибудь богатый арабский воин, потом он какими-то причудливыми путями попал к половцам, которые даже не знают, что написано на шлеме. А шлем-то дорогой, скорее всего, сегодня именно он был на голове хана – теперь будет защищать русских воинов».
Уже начали проглядывать звезды, когда появилась наша кавалерия.
Ратибор почти сполз с коня и устало развалился у костра. Жадно выпил из бурдюка несколько глотков вина, вытер намокшие усы.
– Не получилось, – сказал он огорченно, – слишком мало нас, я-то надеялся все кочевье с ходу взять, но они почти все одвуконь были и оторвались и, как мы, кочевье успели свое загородить. Но все равно и так почти половину посекли, а эти, наверно, уйдут. Эх, если бы Ярополк с дружинами подошел, мы бы их всех прикончили.
Гзак сидел в кибитке один, все женщины были на улице и громко кричали, оплакивая погибших. Он же в который раз вспоминал так и не начавшуюся битву. Отец собрал всех своих воинов и даже взял еще воинов рода, кочевавшего по соседству хана Буняка.
Сам Буняк, узнав о размерах каравана, зевнул и сказал, что он не такой нищий и не поднимет свой зад ради такой добычи, его ждут города урусутов и их белокожие женщины, которые заплачут от счастья, увидев его член. Но воинам он в поход идти разрешил.
А сейчас почти все воины Буняка, стремившиеся показать свою удаль, не слушавшие хана, мертвы. Его отец также погиб и лежит сейчас неупокоенный рядом с лагерем урусутов.
Проклятые урусские шаманы, когда они устроили жуткий грохот и дым, сразу упали сотни воинов, лошади испугались и понесли, да и люди были оглушены и напуганы, все ожидали, что сейчас вновь раздастся грохот, но вместо этого вокруг начали падать лошади и люди, пораженные короткими толстыми стрелами. Но людей на повозках урусутов не было видно. Это оказалось последней каплей – все повернули назад и стали разбегаться по степи. Из-за кибиток стали выскакивать конные ратники урусутов и с воем и криками, подняв мечи и сабли, кинулись в погоню за убегающими врагами.
Гзак заскрипел зубами: он тоже бежал. Он, сын хана, а теперь и сам хан! От злости у него даже выступили слезы, он хлюпнул носом, вытер его рукавом и вышел из кибитки. Вокруг царила суета, его кочевье собиралось в дорогу – бежать от колдунов. Воины, разъехавшиеся по соседним кочевьям, тоже, наверно, собирали свои семьи и готовились в путь. Они не могут даже предать своих мертвых земле. Нет! Он не оставит своего отца лежать на съедение воронам и стервятникам.
Когда он спустился, его уже ожидали нукеры.
– Хан, – обратился старший из них с поклоном к Гзаку, – кочевье собралось в дорогу, мы ждем твоих приказов.
– Скажите мне, что Берзак – погиб или нет? – спросил новый хан у нукеров.
– Нет, Берзак, благословение богам, жив и здоров.
– Передайте ему, что его ждет к себе хан.
Через несколько минут к Гзаку подошел Берзак и низко поклонился. Как всегда, когда Гзак смотрел на этого воина, у него по спине бежали мурашки и появлялся озноб. Еще совсем мальчишкой он вместе с товарищами восторженно кричал, когда их родич боролся с соперниками – немногочисленными глупцами, рискнувшими выйти против него. Заканчивалось это всегда одинаково: Берзак небрежным движением руки с треском ломал позвоночник соперника, и если был в хорошем настроении, то сворачивал шею.
Но вот уже несколько лет таких глупцов не находилось, и Берзак развлекался тем, что издевался над своими рабами и многочисленными женами.
