Дата рождения: двадцать третье февраля.
Сестра, думает он, сам не веря себе, и встряхивает головой. У меня есть сестра – по крайней мере, сводная. И, как ни странно, во всем этом есть свой смысл. Она же сказала, что отправилась на поиски матери. И она так похожа на меня…
– Ты Рыба, – бормочет он.
– Что-что?
– Двадцать третье февраля – это созвездие Рыб. Роза всегда говорит: из Рыб получаются самые лучшие канатоходцы. Блонден[87] и еще куча прочих…
Сев на скамейку рядом с девочкой, он обвивает рукой ее поникшие плечи. Почему-то успокаивать Син-Син куда проще, чем справляться со своим собственным потрясением.
– Но ты же говорила – твоя мама умерла, когда ты была совсем маленькой.
– Мне так сказали. Я много лет в это верила. И ничего о ней не знала: лишь то, что она умерла, когда я была еще младенцем, а мой папа был очень плохим человеком и умер до моего рождения.
– А что потом?
– Я выросла с Чарли. Немного научилась кун-фу. Потом мне это надоело и я занялась акробатикой, выучилась ходить по провисшему канату. Потом заинтересовалась цирком и стала рыться в Интернете. И вот как-то наткнулась на «Мистериум», и стоило мне только взглянуть на Лили, как я поняла – вот просто как знала откуда-то! – что она моя мать. Понятия не имею почему. Тогда я стала перерывать Интернет с новой силой – и мне повезло. Через Чоу я познакомилась с Рикаром – остальное уже история.
– А насчет твоего отца?
– Его звали Энтони Люнг. Насколько я смогла выяснить, он и правда умер. По самые уши увяз во всяких разборках с триадами. – Она глубоко вздыхает и энергично вытирает слезы с глаз. – И вот я тут. Твоя брошенная и осиротевшая сводная сестра. И не знаю, почему это мне не стало легче.
Дэнни кивает. Восторг его заметно притушен сознанием, что мама бессердечно бросила родное дитя.
– Наверное, у нее были какие-то причины, – произносит он, стараясь убедить даже не Син-Син, а себя самого.
– Она когда-нибудь упоминала обо мне?
– Нет. Прости. Но я пару раз слышал обрывки каких-то споров…
Он умолкает, не договорив. «У всех у нас есть прошлое, Лили. Уж кому и знать, как не тебе!» – сердито произносит отец. А у мамы вид делается такой, словно он больно-больно ранил ее, задел самую душу.
– Мы же теперь вместе, да? – Дэнни заглядывает в глаза сестре.
Она отвечает ему таким же открытым взглядом, собираясь с силами, глубоко дышит, сражаясь со слезами:
– Еще как, Дэнни Ву. До последнего шага…
Скрип гравия под чьей-то ногой заставляет обоих подпрыгнуть. Подняв головы, они видят, что на них сверху вниз смотрит Аки. Ирокез его темным гребнем вырисовывается на фоне луны, лицо тонет в тени.
– Романтическая прогулочка? – насмешливо тянет он. – Не стану мешать.
Из горла Син-Син вырывается яростное рычание. Со всей силой давно копившейся досады и разочарования она тигрицей срывается со скамьи, выставив перед собой руки с растопыренными пальцами. Одним молниеносным броском сбив с ног ошарашенного японца, она прижимает его к земле, приближает лицо почти вплотную к его лицу.
– Я из тебя котлету сделаю, клоун! – шипит она. – Какого черта ты за нами следишь?
– Я… я просто хочу помочь, – оправдывается он, оглушенный падением, стараясь высвободить руки.
– Черта с два!
– Меня Роза послала. Я ехал за полицейским фургоном на мотоцикле, а потом услышал звуки аварии. Кто-то сказал, что вы убежали в сторону парка Гуэля, а потом я мельком видел вас на той большой площадке… а потом я вас потерял…
– Врешь!
– Да правда же!
Дэнни присаживается на корточки рядом с ними:
– Ответишь на один вопрос, Син-Син тебя отпустит.
Аки морщится: Син-Син сильнее вдавливает колено ему в живот.
– Хорошо, хорошо.
– Что ты делал с Джимми Т. тем вечером в Берлине?
– Ничего!
– Не лги, клоун, – рычит Син-Син. – Лучше не зли меня!
