зубы? Нет, уродовать рабыню ни к чему.
Ничего, привыкнет, покорится. Все бабы так – вначале воют, плачут, а потом влюбляются в насильника. Во всех фильмах про это говорится! На эту тему сотни порнофильмов! Баба – она только и мечтает о сильном самце! О таком, как он, Семенов!
О… какая жизнь его ожидает! Сколько возможностей, сколько… баб! Хоть сейчас – иди, выбирай из камер любую и дери ее во все дырки – как эту!
Но эта слаще всего. Женщина Конкина, этого козла вонючего! Когда трахаешь Настю, представляешь, что Конкин привязан в углу и смотрит, как он, Семенов, заставляет выть эту сучку!
Да воет-то не от боли, точно. Ей нравится! Точно – нравится! Иначе и быть не может, любой бабе нравится такой, как Семенов – командир крепости! Умнейший, хитрейший, сумевший обмануть всех!
Всех, всех обманул! И еще обманет! Погодите, вы еще увидите, кто такой Семенов!
– Вставай, чего разлеглась? – Семенов толкнул ногой съежившуюся на диване Настю, перепачканную кровью и спермой. Он насиловал ее три часа – с перерывами, – оторвавшись по полной за все, что накипело. Она считала его ничтожным, убогим, она назвала его прыщавым гнилым ублюдком! И кто теперь ублюдок? Кто?!
– Следующий раз почистишься как следует… иначе слизывать заставлю! Клизму сделаешь! – Семенов ухмыльнулся. – Рассказать, как это делается? Что, в твоей деревне все такие неумехи? Конкин не научил? Я научу, сучка! Да хватит ныть – ведь довольна, настоящий мужик тебя попользовал! Встала, говорю!
Она хлопнул Настю по испачканному семенем заду, и на белой коже отпечаталась пятерня. Поморщился – синяк будет. У этой суки синяки возникают, как по волшебству. Кстати, что-то крови многовато… надо отвести ее к лекарю. Сдохнет еще… нежная слишком! Принцесса, мать ее ети!
Настя встала, прикрыла лобок и груди руками. Семенов хохотнул:
– Чего прикрылась-то, как девственница? Ты теперь не девственница во всех дырках! Ха-ха-ха… Шагай к двери, на выход! Без вещей! Ха-ха-ха… рабыням не положено вещей! Голая ходи! Как положено! Ты теперь моя рабыня, моя сучка, и я буду тебя жарить, когда захочу! Пошла!
Семенов вдруг разъярился и пнул Настю в зад. Она покачнулась и едва не упала, а по стройной ноге пробежала капелька вишневой, густой жидкости, оставляя за собой красную дорожку.
«Дуры, ну какие дуры! – подумалось Насте сквозь красный туман, застилавший ее избитую голову. – Теперь вот так, как я! Дуры!»
«Дуры», о которых она вспомнила, сидели в камерах по двое и трое, как раньше сидели осужденные на пожизненное заключение, и задыхались в смраде нечистот. Организму не прикажешь, не скажешь: «Потерпи, канализация не работает!» Он действует так, как привык. И хуже того – из-за жары, из- за непривычной местной еды многих из узниц прошиб понос, и они не вылезали с горшка, что совсем не способствовало хорошему настроению.
Когда Семенов организовал свой заговор, поддержали его семьдесят процентов охранниц. Он обещал им золотые горы – свои дома, деньги, много мужчин (в том числе и рабов). Тем, кто был не согласен, не дали ничего сделать, не дали сообщить коменданту крепости о зреющем заговоре – просто дали по башке и спрятали в камерах. Но таких было мало. Слишком мало, чтобы как-то повлиять на ситуацию.
Теперь – и те, кто активно помогал Семенову и пришельцам, и те, кто был против, – сидели по камерам, голые, несчастные, изнасилованные как минимум по десятку раз каждая. Солдаты давно уже были без женщин, а тут – огромные, белые, экзотические! Ну как можно пройти мимо и не овладеть ими хотя бы разок?! Это добыча, награда за риск! Честная добыча!
Глупые суки думали, что кто-то собирается исполнять обещания, данные Семеновым, – напрасно! Женщина – никто! Почти рабыня! Кто исполняет обещания, данные рабыне?! Это все равно как пообещать табуретке, что отпустишь ее на волю! Вещь – она вещь и есть. Чего бы человек ни обещал вещи – это не имеет никакого значения. Вещь – она на то и вещь, чтобы ей пользоваться!
– Опять? Дорогой Василий, ты бы поосторожнее пользовался рабынями. Зачем портить товар?
Маг поднялся навстречу Семенову, доброжелательно кивнул, еще раз окинул взглядом Настю, едва стоявшую на ногах, поджав губы, покачал головой:
– Однажды я уже не смогу ее спасти. Прошлый раз ты ей все порвал, а сейчас… как вижу – еще хуже. Может, лучше продашь ее? А что, я дам тебе хорошие деньги! Шестьдесят золотых! Прямо сейчас! Посмотри – она при смерти, ее лихорадит. Девка после прошлого раза еще не успела оправиться, а ты ее снова изувечил! Это неправильно.
– Лечи давай! – Семенов скривился, другим взглядом осмотрел Настю, которую шатало из стороны в сторону. – Она заслужила! Это баба начальника, того, что сбежал вместе с женой вашего властителя, гнида редкостная, как и ее мужик! Командовала здесь… тварь!
– Жена начальника? – неприятно удивился маг. – А почему ты нам это не сказал?
– Ваше-то какое дело?! – взвился Семенов, щека его задергалась, выдавая бешеное напряжение. – Я теперь здесь начальник, а значит – это моя баба! Моя рабыня! И все остальные бабы – мои рабыни! И если я дал вам ими попользоваться – это не значит, что рабыни стали вашими! Здесь вы в гостях, и не вам указывать – что мне делать, а чего не делать! Лечи и заткни пасть!
Маг замер. Никто и никогда не разговаривал с ним в таком тоне. Маги всегда были элитой мира, даже если и подчинялись сильным мира сего. Какой
