Казалось, молчание длилось вечность. Самые долгие секунды в моей жизни.
– Нет, – покачал он головой, – но она не дура и давно тебя подозревает. Рано или поздно догадается.
У меня скрутило желудок. Страж встал и направился к камину.
– Есть одна проблема, – произнес он, устраиваясь поближе к огню. – Мы спасли друг друга от неминуемой смерти и теперь связаны пожизненными узами, а это грозит определенными последствиями.
– Узы? – Под действием морфина мозг «плыл», доходило до меня туго. – Спасла тебе жизнь? И когда такое было?
– Трижды. Сначала перевязала раны, дав мне время оправиться и пойти за помощью. Потом поделилась своей кровью, предотвратив полусдвиг. Ну и наконец, не сдала меня Нашире. Скажи ты тогда правду, я был бы немедленно казнен. На моей совести много преступлений против плоти; наказание за них – смерть.
Никогда не слыхала о преступлениях против плоти, но спрашивать не рискнула.
– Получается, счет три – один, – хмыкнула я.
– Нет. Мне приходилось неоднократно спасать тебя и раньше.
– В смысле?
– Предпочитаю не вдаваться в подробности. Но поверь, это было много больше трех раз. Теперь мы не просто куратор и ученица и точно не хозяин и рабыня.
Я через силу затрясла головой:
– Что за чушь!
Облокотившись на камин, рефаит задумчиво посмотрел на огонь.
– Эфир отметил нас обоих особой печатью. Отныне мы обязаны всегда защищать друг друга. Золотая пуповина связала нас до скончания времен.
От такого пафоса тянуло захохотать. Происходящее напоминало шутку, если бы не одно «но» – рефаиты никогда не шутили.
– Значит, золотая пуповина?
– Да.
– А к серебряной она имеет отношение?
– Думаю, что да. Только серебряная пуповина – индивидуальна и может принадлежать лишь одному человеку. Золотая же образуется между двумя духами.
– Это еще как понимать?
– Сам толком не знаю. – Страж плеснул темной жидкости в кубок. – Но, судя по всему, золотая пуповина служит аналогом седьмого чувства и появляется, если два фантома неоднократно спасали друг друга от неминуемой смерти. – Он поднял кубок к губам и выпил. – Мы с тобой навеки повязаны, Пейдж. Где бы ты ни была, где бы ни пряталась, я всегда сумею тебя отыскать. Через эфир. – Помедлив, он глухо повторил: – Всегда.
Каждое его слово как ножом резало по сердцу.
– Нет, нет! Это невозможно! – Видя, что страж бесстрастно прихлебывает амарант, я повысила голос: – Докажи! Докажи, что твоя золотая пуповина существует.
– Как пожелаешь. – Он поставил кубок обратно на полку. – Представь, будто мы снова очутились в Лондоне. Ночью, на мосту. Только на сей раз подстрелили меня. И я зову на помощь.
– Ну и… – начала я, но резко осеклась. Со мной творилось что-то странное. Внутри нарастал непонятный гул, по спине побежали мурашки. В голове всплыли два слова: «Мост, помоги». – Мост, помоги, – повторила я онемевшими губами. – Нет!
Не в силах вынести такое, я отвернулась к огню. Теперь у него появилась еще и призрачная ниточка, чтобы дергать меня. Шок вдруг сменился яростью. Хотелось перебить все чертовы склянки, дать ему в морду – да что угодно, лишь бы разорвать оковы. Даже в эфире от него не будет спасения.
Сама виновата. Нечего было его спасать.
– Не знаю, каковы будут последствия для нас обоих, – признался страж. – Вероятно, ты сможешь подпитываться от меня.
– Не надо мне подпитываться! Сделай милость, разорви пуповину, уничтожь ее!
– Нельзя просто так разорвать эфирные узы, – возразил он.
– Сумел связать, сумеешь и разорвать! – Мой голос сорвался.
– Пуповина – большая загадка природы. Разгадать ее мне не под силу.
– Ты это нарочно, нарочно! – Я забилась на постели, пытаясь отстраниться. – Специально бросился меня спасать, чтобы так вышло?
– Нет. Откуда мне было знать, что ты придешь мне на выручку? Ты ведь ненавидишь, презираешь рефаитов. Какой резон помогать одному из них?
Хороший вопрос.
– Не смей называть меня параноиком! – Я рухнула на подушки и обхватила голову руками.
Страж сел рядом. Благо ему хватило ума не прикасаться ко мне.
