Из полумрака на нас смотрела Нашира. В груди у меня помертвело.
Рассудок приказывал бежать, но ноги будто приросли к полу. Она видела. И самое страшное, видит до сих пор. Видит мои безумные глаза, кожу, покрытую испариной, опухшие губы, растрепанную прическу. Видит его расстегнутую рубашку, руки на моих бедрах, мои пальцы на его коже. Но шевельнуться я не могла.
Так и застыла, глядя на соперницу.
Страж заслонил меня собой.
– Я ее принудил, против воли, – хрипло проговорил он.
Нашира не ответила и шагнула в полоску света, льющегося сквозь занавески. Лишь тогда я заметила у нее стеклянный колпак, а под ним – невероятно! – абсолютно свежий распустившийся цветок с восемью лепестками, влажными от нектара.
– Теперь пощады не жди, – отчеканила рефаитка.
Страж перевел горящий взгляд с цветка на Наширу. Та швырнула колпак на пол. Звон бьющегося стекла вывел меня из транса.
По моей вине все рухнуло.
– Арктур Мезартим, ты мой принц-консорт, страж Мезартима. Но это в прошлом. – Нашира двинулась на нас. – Есть лишь один способ помешать предательству – сурово наказать изменников, чтобы другим было неповадно. Твою шкуру вывесят на городской стене.
Страж не дрогнул.
– Лучше так, чем исполнять твои капризы.
– Твое вечное бесстрашие. Или глупость. – Она провела пальцами по его щеке. – Я доберусь и до твоих дружков. Уничтожу всех до единого.
– Нет! – вырвалось у меня. – Ты не посме…
Мощный удар отбросил меня к стене. Острый угол ящика рассек бровь. Осколки стекла впились в ладони. Сквозь туман донесся голос стража, но в следующий миг в каморку ворвались Тубан и Ситула, преданные псы Наширы. Тубан ударил рукоятью кинжала стража по затылку. Тот покачнулся, но не упал. На сей раз Саргасам не поставить его на колени.
– С тобой я разберусь позже, Арктур. Отныне ты лишаешься звания «принц-консорт». – Нашира повернулась к своим подручным. – Отведите его в галерею.
– Да, госпожа, – подобострастно откликнулся Тубан и схватил Арктура за горло. – Время платить по счетам, плотеотступник.
Ситула впилась ногтями стражу в плечо. Похоже, стыдилась, что ее кровный родственник оказался предателем. Тот не проронил ни слова.
Нет, нет! Неужели это все? Неужели повторится Восемнадцатый Сезон? Страж больше не принц-консорт. Его уничтожили, разрушили. По моей вине погас последний луч надежды. Я устремила лихорадочный взгляд на стража, мечтая увидеть в его глазах вызов, шанс на спасение, но они ничего не выражали. Тубан и Ситула подхватили поверженного рефаита и уволокли прочь.
Нашира зашагала по разбитому стеклу. Я распласталась на полу среди осколков. По щекам текли слезы. Какая же я дура! И о чем только думала? Что натворила?
– Твой час пробил, странница.
– Давно пора. – (Из раны на голове сочилась кровь.) – Ты и так проявила чудеса выдержки.
– Ты должна радоваться. Насколько мне известно, странники обожают эфир. Есть шанс поселиться там навечно.
– Тебе не поработить наш мир! – Меня уже трясло – от злости, не от страха. – Можешь убить меня и забрать мой дар. Но со всеми тебе не справиться. «Семь печатей» доберутся до тебя. Джексон Холл, Синдикат – все доберутся. – Я задрала голову и посмотрела на рефаитку в упор. – Удачи.
Та схватила меня за волосы и рывком поставила на ноги. Ее лицо было буквально в сантиметре от моего.
– С таким потенциалом ты могла достичь большего, но предпочла лишиться всего. Совсем скоро все, что принадлежит тебе, станет моим. – Нашира толкнула меня в железные объятия рефаита. – Альсафи, отведи этот мешок с костями на сцену. Настало время покорить ее дух.
Мысли одна тягостней другой вертелись в голове, пока Альсафи тащил меня вверх по лестнице. На голову мне накинули мешок. Губы отчаянно болели, щеки горели огнем. Воздуха не хватало, я не могла даже связно думать.
Без стража шансов на спасение нет. Я потеряла единственного союзника в стане рефаитов. Потеряла по своей вине. Можно только гадать, какое наказание изобретет для него Нашира, но легкой смерти ждать точно не стоит. Мало того что он осмелился дотронуться до человека голыми руками, так еще и целовал меня, обнимал. Это не просто предательство. Принц-консорт своим проступком опозорил весь род. Теперь, по меркам рефаима, он ничтожество, никто.
Альсафи держал меня мертвой хваткой. Настал мой черед умереть. Через десять минут моя душа навеки осядет в эфире. Серебряная пуповина порвется. Никогда мне больше не вернуться в тело, с которым прожила девятнадцать лет. Отныне я буду рабой Наширы до скончания времен.
Мешок сняли. На сцене доигрывали последний акт. По бокам меня обступили Альсафи и Тирабелл. Рефаитка наклонилась ко мне:
– Где Арктур?
– Тубан и Ситула увели его в галерею.
