– Вот это встреча! Давненько не виделись, Бледная Странница.
Сердце ушло в пятки. Не узнать этот масляный голос было невозможно. Передо мной стоял Сенной Гектор собственной персоной.
4
Граб-стрит
Темный владыка лондонской цитадели обладал на редкость отталкивающей внешностью. В непосредственной близости физиономия Гектора выглядела еще гаже, что во многом объясняло его страсть к ночным вылазкам. Покрытый бородавками нос, оскаленные гнилые зубы, налитые кровью глаза – все выражало откровенное злорадство. Из-под котелка выбивались сальные патлы. Тем временем его кодла обступила меня полукругом.
С краю, в неизменном цилиндре, маячил Гробовщик, сборщик из I-1. Его правая рука, испещренная множеством инициалов, походила на сплошной шрам. Рядом возвышался гигант Проныра, телохранитель темного владыки.
– Юное солнышко забрело так далеко от дома, – пропел Гектор.
– Я в Четвертом секторе Первой когорты, у себя дома.
– Святая наивность. – Гектор отдал фонарь Проныре и снова повернулся ко мне. – Мы скучали по тебе, Странница. Так приятно снова видеть тебя в строю.
– Не могу сказать, что это взаимно.
– А ты не изменилась. И Белый Сборщик не сообщил о твоем… хм… отъезде.
– Ты не мой главарь, я не обязана перед тобой отчитываться.
– Зато твой босс обязан. – На губах Гектора заиграла ехидная улыбка. – Слышал, вы с ним повздорили?
Оставив его вопрос без ответа, я задала свой:
– Каким ветром вас сюда занесло?
– У нас накопились претензии к твоему боссу, – оскалился Бивень, обнажив левый клык с крошечным изображением масти Таро. Игорные способности Бивня давно стали притчей во языцех. Самый одаренный картомант из всех, с кем мне приходилось сталкиваться. – Кто-то из его шестерок затеял созвать Потусторонний совет.
– Имеет право, – возразила я.
– Это уж мне решать. – Гектор ткнул большим пальцем мне в горло. – А у меня обычно нет настроения наблюдать эти тоскливые сборища. Вот прикинь, Странница, начни я отвечать на все депеши из почтового ящика, что тогда? Где взять время, чтобы сидеть и выслушивать нытье чересчур сердобольных главарей мимов?
– Иногда полезно послушать нытье, – спокойно парировала я. – И потом, разве отвечать на депеши – не твоя работа?
– Со страждущими пусть разбираются мои подчиненные. Моя работа – держать вас на коротком поводке. За проблему возьмусь, только если сам сочту ее важной.
– По-твоему, Сайен – это мелочь? То, что нас скоро раздавят «Экстрасенсом», – тоже мелочь?
– Ни слова больше! – Гектор игриво приложил мне палец к губам. – Кажется, мы нашли ябеду. Признавайся, Бледная Странница, твоих рук дело? Ты отправила депешу?
Злорадный хохот его шайки вызвал у меня в душе бурю ярости.
– Решила, что можешь нам указывать? – оскалился Бивень. – Мы тебе кто, ручные шавки?
– Решила, Бивень, решила, да только шибко поспешила, – хихикнул Гектор и, наклонившись к самому моему уху, шепнул: – Белого Сборщика ждут большие неприятности из-за твоей дерзости, Странница.
– Возомнил себя королем, Гектор? – процедила я, не шелохнувшись. – Забыл, что в Лондоне делают с монархами?
Внезапно эфир надо мной сгустился. По спине побежали мурашки, когда от ближайшей стены отделился полтергейст.
– Лондонский Монстр, еще один мой старинный приятель, – любезно пояснил Гектор. – Надеюсь, вы знакомы? В восемнадцатом веке его имя было у всех на устах, чему виной привычка сдирать кожу с юных дев.
Дыра в эфире была такой, что у меня подкосились ноги, к горлу подступила тошнота. Но тут на ум пришла спасительная мысль о подвеске, и ко мне вернулась былая отвага.
– Видела и похуже твоего псевдопотрошителя, – фыркнула я.
В тот же миг придворный медиум, по прозвищу Шайба, издал леденящий кровь рык.
– Разуй глаза, сука! – Полтергейст успел вселиться в Шайбу и теперь говорил его устами.
Гробовщик погрозил ему пальцем, и злобный призрак нехотя отступил. Издав напоследок парочку отборных ругательств, Шайба затих.
– Закончили цирк? – усмехнулась я.
– Не совсем. – На меня угрожающе наступала Рот-до-Ушей, подельница Гектора. Выше своего босса на добрых несколько дюймов, она носила на поясе ножи, а длинные рыжие волосы заплетала в замысловатую косу. Карие глаза смотрели на меня с притворным радушием. Губы навеки застыли в зловещем
