— Вот как дорого я стою!
Ты? Да что ж в тебе такого, любезный мой Рикет, воренок-прощелыга с блудливыми глазами? Паршивый недомерок, ради которого погибло столько народа? Я почему-то уверен, что Прядильщик охотится на меня. А вот кто ты такой? Знаешь дорогу к Сегретто, тем и ценен? Или — связан с магией Сегретто, и при этом плотно?
Паршивый недомерок, хо! И кого я так называю? На глаз — Рикет был выше моего
Глейв позади тяжко охнул, плеснул низким густым рычанием, от которого ощутимо завибрировала клетка.
— Стогнер, — сказал Рикет, и кровь волной прилила к его лицу. — А вот он совсем некстати.
Торке гикнул, терзая коней стрекалом. Мы понеслись, наверное, с предельной скоростью: казалось, что земля проседает под колесами повозки.
Туман вдруг начал быстро редеть, проступили очертания деревьев — те самые тени ночных призраков, растопырившие ветви-руки. С безоблачного неба луна, на боку которой не хватало лишь крохотного кусочка, щедро бросала горсти света. Он словно прибивал глейв к земле; вскоре дыхание чужого мира уже только стелилось над травами. Показались низкие оплывшие холмы, и вот уже наш броневик выкатил на равнину, полностью свободную от тумана. Вдали, усеянный гирляндами огней, виднелся город — обвод стен и острые башни, врезанные в звездное небо.
Очевидно, Кустол. Столица Корналии. Здравствуй, столица, встречай гостя: Джорек по прозвищу Лис прибыл!
29
Торке отчаянно забранился, останавливая разогнавшуюся упряжку. Повозка накренилась, где-то со звоном отлетела заклепка.
— Опофдали!
— Что? Торке? Почему? — Караульщики кинулись к решетке, жадно вглядываясь в очертания города. Многоголосая брань тут же сменилась воплями досады. — Из-за этого… Сегретто!
Глухой рокот, как далекий прибой, доносился от городских стен. Там что-то происходило, но я, привстав, так и не смог разглядеть в подробностях, что именно. Мое ночное зрение снова приказало долго жить — на сей раз, видимо, из-за отравления глейвом.
Под Кустолом, будто грозовые тучи, двигались какие-то огромные сгустки теней, сверкали иногда пронзительно-синие ветвистые молнии — снизу- вверх, снизу-вверх. На городских бастионах метались желтые огоньки — словно светлячки вились над поляной.
Кто-то из солдат оглянулся, пронзил Рикета взглядом.
— Снова твой мандрук Сегретто накрутил Чрево! Мразь, подонок! Да когда же он сдохнет!
— Ты, блевотина! — заорал еще один. — Из-за твоего господина мразотного твари Чрева лезут на Кустол!
— Кончать его нужно! — крикнул третий. — Удушить и бросить. Крэнк, слыхали, что Архей говорил? Чрево за воренком охотится. Бросим, от нас отстанут и от города тоже!
Рикет отбежал в хвост повозки, в буквальном смысле поджав уши, спрятался за мной, положил ладони на мою спину — так делает женщина, ища защиты.
Я стряхнул его руки, отодвинулся. Похоже, назревает суд Линча. И что в таком случае делать мне? Говоря прямо, я не испытываю к маленькому вору горячих чувств, и даже мой врожденный гуманизм заткнулся. Но в моих силах не допустить самосуд. Это — мысли Тихи. А Джорек полагает так — убьют Рикета, он потеряет нить, ведущую в Яму. Наконец-то обе части моей личности пришли к согласию: не допустить, защитить. И убить, если потребуется защитить. К тому же, если разъяренные солдаты отправят Проныру на тот свет, то и меня не помилуют. Уж об этом им напомнит шепелявый Торке. Тем более, цареубийца все равно обречен, так, может, ковену Измавера и нет особого дела, в каком виде меня к нему доставят? Может, чародеям хватит одной моей головы?
— Спящий… помилуй! Из-за него… Обозлили Чрево… Прикончим воренка!
Проныра снова настойчиво спрятался за моей спиной.
Я же встряхнулся. Из груди полилось глухое рычание.
Выкрики сменил вкрадчивый шепот, поверху которого змеиным шипением проносились «вс-с!» и «пс-с!» беззубого Торке. Солдаты, сгрудившись в голове повозки, совещались с возницами. Клацнул арбалет.
Я напружинил ноги, готовый кинуться на врага, едва кто-то из солдат направит оружие в нашу с Рикетом сторону. Пару стрел выдержу, а там — налечу и разметаю служивых голыми руками.
Но вдруг все разом смолкли.
Под колесами повозки содрогнулась земля. Сначала раз — а затем начала содрогаться постоянно, поднималась и опускалась при каждом шаге неведомой сущности, огромной, как слон, как тиранозавр из парка юрского периода, а может, еще огромнее.
