энергично разгоняя магию по венам. Тело вздрогнуло и замерло.
Бут – или то, что от него осталось, – долго сидел в проулке на земле, прижав руки к ране на животе: теперь там не было крови, лишь чернело пятно, похожее на расплавленный воск. Затем он медленно опустил руки с черными венами, поднял голову, заморгал черными глазами, осмотрелся и перевел взгляд на живот. Осторожно, как бы на пробу, согнул пальцы.
А потом медленно, но уверенно встал на ноги.
Глава 7
Преследователь
Лайла могла бы просто спуститься в зал таверны «В двух шагах», но она и так уже сильно задолжала Бэррону. Он не взял бы с нее деньги: то ли потому, что они ей самой нужны, то ли потому, что получены нечестным путем.
Лайле нужно было проветрить мозги.
Другие Лондоны.
Люди проходят сквозь магические двери. Волшебный камень создает вещи из ничего. Прямо как в сказках. С настоящими
И все это было у нее в руках. А потом исчезло.
Лайла почувствовала пустоту, внутренний голод – новое, пугающее ощущение. Или этот голод был в ней всегда, только теперь она знала, что ей не хватало именно этого – магии. Одно Лайла знала совершенно точно: взяв в руки камень, она что-то почувствовала; и глядя в черный глаз Келла, что-то почувствовала; и когда деревянный наручник вырос из стены и обхватил ее запястье тоже. Вновь нахлынули вопросы, и Лайла отогнала их от себя, вдохнула ночной воздух, тяжелый, предгрозовой и душный от копоти, и побрела по лабиринту улиц, минуя Вестминстер, к трактиру «Бесплодный прилив».
Он находился к северу от моста на южном берегу, зажатый между Бельведер-роуд и Йорк-роуд на узкой улочке под названием Матросский проезд. Лайла заходила сюда в удачные ночи, перед тем как вернуться на корабль к Пауэллу (ей было не жалко потратить немного мелочи – меньше ему достанется). В этом трактире ей нравилось многое: темное дерево, запотевшие бокалы, грубоватое обращение и еще более грубая еда. В карман здесь никому не залезешь, но зато можно раствориться в толпе. Лайла не боялась, что в ней узнают девушку (свет всегда неяркий, а капюшон она не снимала) или разыскиваемого вора (большинство посетителей были не в ладах с законом).
Оружие всегда было у нее под рукой, но Лайла сомневалась, что оно понадобится. В «Бесплодном приливе» никто не совал нос в чужие дела. Нередко возникали драки, но завсегдатаи больше заботились о безопасности своих напитков. Они скорее подхватили бы кувшин, падающий со стола, чем помогли человеку, которого на этот стол швырнули. Лайла подозревала, что, даже если бы прямо посреди зала кто-то орал «Помогите!», завсегдатаи едва бы ухом повели.
Ходить сюда каждый вечер было неинтересно, но иногда стоило – вот как сегодня.
Лишь когда Лайла прочно обосновалась за стойкой, обхватив ладонью кружку, она позволила себе вернуться к мучившим ее вопросам – всем этим «почему», «как» и «что же дальше». Она понимала, что теперь, когда она своими глазами такое видела, она не сможет не думать об этом. Лайла настолько погрузилась в размышления, что даже не заметила человека, который сел рядом с ней.
– Вы чего-то боитесь? – вдруг спросил он.
Голос был густой, мягкий и в то же время холодный. Лайла подняла голову.
– Что? – спросила она своим голосом, забыв от неожиданности, что притворяется мужчиной.
– Вы так вцепились в кружку… – Он кивнул на ее руки. Костяшки пальцев действительно побелели от напряжения. Лайла постаралась расслабиться.
– Долгая ночь, – буркнула она, поднося теплое пиво к губам.
– И она только начинается, – задумчиво подхватил незнакомец, отпив из своей кружки.
Даже здесь, в «Бесплодном приливе», где каждую ночь собиралась разношерстная толпа, человек казался белой вороной – буквально. В неярком свете пивной он выглядел каким-то… выцветшим. Одежда блекло-серая, простой короткий плащ с серебряной застежкой. Кожа бледная, на фоне темной деревянной стойки она казалась совершенно белой. Волосы необычного пепельно-черного оттенка. Говорил он с каким-то гортанным акцентом ровным, но неприятным, невыразительным голосом, от которого бросало в дрожь.
– Вы издалека? – спросила девушка.
Незнакомец скривился:
– Да.
Он рассеянно водил пальцем по краю кружки. Впрочем, ни одно его движение не казалось рассеянным или случайным. Он двигался с медлительной четкостью, которая нервировала Лайлу.
В этом человеке было что-то странное и одновременно до боли знакомое. Она это чувствовала и сперва не могла понять. И вдруг ее осенило. Она
