Я уже видел это однажды и предусмотрительно закрыл глаза.
«“Бритву” можно продать, – вновь зазвучали у меня в голове слова покойного Копии. – Или подарить. Или снять со случайно найденного тела, убитого не тобой. Тогда от нее новому хозяину будет одно сплошное уважение и подспорье. А вот отнять никак нельзя. Потому как отомстит».
Яркая вспышка ударила по моим плотно сжатым векам. Если б не зажмурился, точно бы ослеп ненадолго. Было уже такое, когда некий Халк попытался при помощи моего же ножа отнять у меня жизнь. Скажем так, попытка окончилась неудачно. Не для меня, для Халка. И я примерно представлял, что увижу, когда открою глаза…
Я не ошибся. Видимо, как и я сам, моя «Бритва» не изобретательна в вопросах мести.
Только я предпочитаю быстро и, по-возможности, безболезненно убивать тех, кто встает на моем пути.
Мой нож предпочитает, чтобы то же самое доделывал за него я.
Открыв глаза, я увидел то, что ожидал увидеть. На месте плечистого псионика стояла полностью высушенная мумия. Наверно, так и должно выглядеть живое существо, из тела которого мгновенно исчезла вся вода – растрескавшаяся пергаментная кожа на перекошенной морде, ровно вдвое потерявшее в объемах тело под драной одеждой, которая теперь свешивалась с мутанта, словно рубище с пугала. И протянутая ко мне высохшая рука с обрывками вяленых мышц, свисавших с ладони, на которой лежала моя «Бритва», довольно поблескивающая небесной лазурью. Ей явно понравилась насыщенная, полная энергии жизнь псионика, который в последний момент осознал, что с ним происходит, и попытался вернуть мне мое имущество.
Но не успел…
Но самым страшным было не тело, а глаза мутанта. Живые, смотрящие на меня с немой мольбой.
Я протянул руку и взял свой нож с высохшей ладони. Может быть, я был недостаточно осторожен – от кисти руки отвалились два пальца, упали на пол и рассыпались в пыль.
Но в моем сердце ничего не дрогнуло. Эта тварь издевалась над живыми всю свою жизнь прежде, чем их убить. Возможно, сейчас ей больно. Но честное слово, это уже совершенно не мои проблемы.
В средние века рыцари дарили побежденным укол в сердце, нанося его специальным кинжалом-«мизерикордией», что в переводе с французского означает «милосердие». И в наше время нормальный человек, у которого есть нож, дарит поверженному врагу то же самое. Потому что оставить любое живое существо умирать в мучениях может только самая распоследняя сволочь.
Так я думал раньше. И когда моя «Бритва» вытянула жизнь из Халка, далеко не самого порядочного и милосердного человека на земле, я не задумываясь подарил ему последний удар ножом в сердце. После этого тело Халка мгновенно рассыпалось и рухнуло вниз пыльным облаком.
В общем-то неплохая смерть. Почти мгновенная, если не считать тех нескольких секунд, прошедших с момента смертоносной вспышки до моего удара. Во всяком случае, Халк мучился недолго. Хотя страдание в его глазах было неподдельно-запредельным. Я помню тот взгляд. И я точно знаю – это очень больно, жить после того, как мой нож высосет жизнь из тела.
Я подумал еще мгновение – и вложил «Бритву» обратно в ножны. Да, наверно, я и есть та самая распоследняя сволочь. Но я считаю, что прав был тот, кто придумал поговорку «долг платежом красен». Псионик всю жизнь развлекался тем, что подавлял волю других и издевался над своими пленниками, неспособными даже пальцем пошевелить по своей воле. Что ж, пусть поживет в теле, которое более неподвластно ему, испытывая постоянную боль. Ибо я не из тех, кто милосерден к лишенным милосердия.
Подобрав автомат, который столь коварно меня подвел, я направился к выходу из дома. И, уже перешагнув через дверь, выбитую моим ударом, понял, что зря не вышел из Замедления сразу после того, как псионик перестал представлять для меня опасность. Не подумал об этом на нервяке.
А сейчас было уже поздно. Потому, что прямо по полуразрушенным домам Стечанки, и по серому небу Зоны, раскинувшемуся над ними, странным и необъяснимым образом шли равномерные волны, словно картину окружающего мира сняли с холста и бросили на неспокойное море.
Все ясно. Я стремительно терял жизненные силы. И далеко не факт, что их хватит, чтобы выйти из Замедления…
Но я не привык сдаваться раньше времени. Сосредоточился насколько смог и потянулся – нет, рванулся всем своим существом навстречу этим волнам, словно ныряя в неверный, уже размытый, совершенно ненатуральный пейзаж, чувствуя при этом, как неистово колотится сердце, готовое вот-вот выскочить из груди…
Этот рывок отнял у меня последние силы. Да, мир резко обрел краски, и странные волны исчезли, но при этом все мое тело стало слишком тяжелым для того, чтобы его могли держать ноги.
Я рухнул возле входа в дом, больно стукнувшись затылком об косяк. Ну твою ж налево, а? Надо ж было так лопухнуться! Теперь вот сижу на острой ступеньке крыльца, и нет сил подвинуть задницу так, чтоб рассохшаяся доска углом не упиралась в копчик.
Но, кстати, это было не самое интересное.
Дело в том, что прямо напротив меня, прислонившись спиной к полуразрушенному дому, сидел Японец, возле ног которого валялся окровавленный меч. Чтобы Виктор свой меч на землю швырнул! Такое могло произойти только в одном случае: или синоби убили, или он, как и я, не рассчитал коварной силы данного района Чернобыльской Зоны. Видимо, недалекая РЛС «Дуга» даже на таком расстоянии выкачивала силы из живых существ. А уж из тех, кто вошел во Второе внимание – тем более. Там, где теряются границы миров, аномальная активность сильнее в разы.
