– Уходите?
– Да, – едва слышно ответила я, попутно давя душащие слезы. Не хватало еще разрыдаться.
Мои шаги гулким эхом отдавались по залу.
Уже перед самой дверью я обернулась и, глядя с надеждой на паренька, попросила:
– Скажите Аластару, что здесь была Торани Фелз. Это очень важно.
Наверное, в моих глазах отразилось такое отчаяние, что консультант сглотнул и кивнул.
Я лишь была удивлена, что продавец не бросился шарить по моим карманам, ведь он считал меня попрошайкой, а значит, я могла украсть что-нибудь ценное из салона.
Пройдя сто метров по улице, я почти сразу поймала возничего. В темноте пожилой мужик не стал вглядываться в мой внешний вид, да и плевать ему было, когда я сунула в его ладонь заветную монету и приказала везти в Квартал.
Возничий засомневался, но, взглянув на золотой блеск денег, пошел на должностное преступление и без лишних вопросов погнал к обители Продажных Дев.
Я высадилась у крайних домов коллег и спешно направилась вглубь Квартала к своему жилищу.
Готовиться к сегодняшнему клиенту я не собиралась. Кто бы сегодня ни явился, ему будет достаточно, что я сменю свое потрепанное платье на чистое. Никаких церемоний я соблюдать не хотела. Пускай сегодня все будет быстро: подписание договора, поцелуй и погружение в иллюзию. А там я подправлю гостю память любыми деталями, которые сам захочет.
Дорожка у дома была все такой же нечищенной, как и утром. Это заставляло в очередной раз взгрустнуть о смерти Мардж. Она старалась не допускать таких бытовых оплошностей. Но новому хозяину было плевать на чистоту улиц и условности. Он явно намеревался превратить элитный Квартал в окончательный филиал Садома и Гоморры.
Дойдя до двери, я вытащила заветный ключик, провернула в скважине и зашла в темный холл.
Обычно здесь всегда горел свет, но не сегодня. Ведь я его не зажгла, уходя днем.
Во мраке я сняла обувь, нащупала двери гардеробной и приготовилась запихнуть туда сырое пальто, как меня больно схватили за волосы.
Я закричала от неожиданности и испуга, но напавший безжалостно приложил меня головой о дверь шкафчика, заставляя заткнуться.
– Деньги украсть удумала, сука, – раздался хорошо знакомый голос Хозяина. – Думала, если уползла от меня на карачках утром, я забуду о несданной выручке?
– Я не крала… – промямлила я, но Октавиус не пожелал слушать мои жалкие оправдания.
Новый удар пришелся в поясницу, вызывая у меня жалобный скулеж. Изо всех сил я попыталась вырваться, но стоящий за моей спиной Блекнайт не позволил мне даже попытки сопротивления.
Он намотал мои волосы на кулак и дернул на себя, словно за поводья, заставляя откинуть голову и закричать от боли. А в следующий миг Хозяин ринулся в гостиную, волоча меня за локоны, как мешок с картошкой. Мои стоны тонули в глубине дома, а брыкания и попытки вырваться сводились на нет.
Садист грубо кинул меня на ковер. Выпустил волосы и принялся обходить по кругу мое скулящее тело.
Здесь было темно, но свет уличного фонаря тускло отражался на стенах, давая мне возможность разглядеть своего мучителя.
Блекнайт ждал меня и караулил в доме. Возможно, давно, ведь его снятый пиджак и жилет я мельком увидела брошенными на диване.
Хозяин обошел меня, пытливо осмотрел колючим взглядом и, словно падаль, пнул очередной раз в живот.
Я вскрикнула, сгибаясь и закрывая себя руками.
Слезы текли, застилая глаза пеленой. Умолять мучителя прекратить было бесполезно, в выражении лица Блекнайта читалась полная беспощадность.
– Где деньги, тварь? – новый пинок прилетел в спину.
Что-то гулко хрустнуло от удара, и дикая боль пронзила мое тело. Легкие резануло болью, дыхание перехватило.
«Ребра», – мелькнула бесполезная мысль.
Мне оставалось только хрипеть и пытаться сильнее закрыть себя руками, опасаясь новых ударов. Ответить через подобную боль я бы не сумела, как ни старайся.
– Отвечай! – Он навис надо мной и, схватив за плечо, как игрушку швырнул на диван.
– П-п-п… – хотела я ответить, но губы и язык меня не слушались.
Наказанием за долгий ответ послужил сильнейший удар. Голова дернулась от кулака, прилетевшего в подбородок. Челюсть хрустнула, ломаясь от столь безжалостных избиений. Я закашлялась собственной кровью, заполнившей рот.
Пытаясь отползти от мучителя подальше, я выла, не в силах сдержаться. От застилающих глаза слез ничего не было видно, сердце гулко стучало в груди.
