самое янтарное ожерелье.
– Да, это я… – сказал журналист Каммерер растерянно. – Доброе утро. Я, собственно… Что, Лев у себя?
– Нет, – сказала она.
– Дело в том, что он назначил мне свидание… Я хотел…
– Здесь? – живо спросила она, снова придвинувшись к экрану. – Когда?
– В десять часов. Я просто хотел на всякий случай узнать… а его, оказывается, нет…
– А он вам точно назначил? Как он сказал? – совсем по-детски спросила она, жадно на меня глядя.
– Как он сказал?.. – медленно повторил журналист Каммерер. Вернее, уже не журналист Каммерер, а я. – Вот что, Майя Тойвовна. Не будем себя обманывать. Скорее всего, он не придет.
Теперь она смотрела на меня, словно не верила своим глазам.
– Как это?.. Откуда вы знаете?
– Ждите меня, – сказал я. – Я вам все расскажу. Через несколько минут я буду.
– Что с ним случилось? – пронзительно и страшно крикнула она.
– Он жив и здоров. Не беспокойтесь. Ждите, я сейчас…
Две минуты на одевание. Три минуты до ближайшей кабины нуль-Т. Черт, очередь у кабины… Друзья, очень прошу вас, разрешите мне пройти перед вами, очень важно… Спасибо большое, спасибо!.. Так. Минута на поиски индекса. Что за индексы у них там, в провинции!.. Пять секунд на набор индекса. И я шагаю из кабины в пустынный бревенчатый вестибюль курортного клуба. Еще минуту стою на широком крыльце и верчу головой. Ага, мне туда… Ломлюсь напрямик через заросли рябины пополам с крапивой. Не наскочить бы на доктора Гоаннека…
Она ждала меня в холле – сидела за низким столом с медвежонком, держа на коленях видеофон. Войдя, я непроизвольно взглянул на приоткрытую дверь гостиной, и она сейчас же торопливо сказала:
– Мы будем разговаривать здесь.
– Как вам будет угодно, – отозвался я.
Нарочито неторопливо я осмотрел гостиную, кухню и спальню. Везде было чисто прибрано, и, конечно, никого там не было. Краем глаза я видел, что она сидит неподвижно, положив руки на видеофон, и смотрит прямо перед собой.
– Кого вы искали? – спросила она холодно.
– Не знаю, – честно признался я. – Просто разговор у нас с вами будет деликатный, и я хотел убедиться, что мы одни.
– Кто вы такой? – спросила она. – Только не врите больше.
Я изложил ей легенду номер два, разъяснил про тайну личности и добавил, что за вранье не извиняюсь – просто я пытался сделать свое дело, не подвергая ее излишним волнениям.
– А теперь, значит, вы решили больше со мной не церемониться? – сказала она.
– А что прикажете делать?
Она не ответила.
– Вот вы сидите здесь и ждете, – сказал я. – А ведь он не придет. Он водит вас за нос. Он всех нас водит за нос, и конца этому не видно. А время идет.
– Почему вы думаете, что он сюда не вернется?
– Потому что он скрывается, – сказал я. – Потому что он врет всем, с кем ему приходится разговаривать.
– Зачем же вы сюда звонили?
– А затем, что я никак не могу его найти! – сказал я, понемногу свирепея. – Мне приходится ловить любой шанс, даже самый идиотский…
– Что он сделал? – спросила она.
– Я не знаю, что он сделал. Может быть, ничего. Я ищу его не потому, что он что-то сделал. Я ищу его, потому что он – единственный свидетель большого несчастья. И если мы его не найдем, мы так и не узнаем, что же там произошло…
– Где – там?
– Это неважно, – сказал я нетерпеливо. – Там, где он работал. Не на Земле. На планете Саракш.
По лицу ее было видно, что она впервые слышит про планету Саракш.
– Почему же он скрывается? – спросила она тихо.
– Мы не знаем. Он на грани психического срыва. Он, можно сказать, болен. Возможно, ему что-то чудится. Возможно, это какая-то идея фикс.
– Болен… – сказала она, тихонько качая головой. – Может быть… А может быть, и нет… Что вам от меня надо?
– Вы виделись с ним еще раз?
– Нет, – сказала она. – Он обещал позвонить, но так и не позвонил.
