Я попытался сформулировать свое впечатление:
– Только не разбрасывание камней. В его поступках есть какая-то логика. Они связаны между собой. Более того, он все время применяет один и тот же прием. Он не тратит времени и сил на выдумывание новых приемов – он ошарашивает человека каким-то заявлением, а потом слушает, что бормочет этот ошарашенный… Он хочет что-то узнать, что-то о своей жизни… точнее, о своей судьбе. Что-то такое, что от него скрыли… – Я замолчал, а потом сказал: – Экселенц, он каким-то образом узнал, что с ним связана тайна личности.
Теперь мы молчали оба. На экране покачивалась веснушчатая лысина. Я чувствовал, что переживаю исторический момент. Это был один из тех редчайших случаев, когда мои доводы (не факты, добытые мной, а именно доводы, логические умозаключения) заставляли Экселенца пересмотреть свои представления.
Он поднял голову и сказал:
– Хорошо. Навести Щекна. Но имей в виду, что нужнее всего ты здесь, у меня.
– Слушаюсь, – сказал я и спросил: – А как насчет Яшмаа?
– Его нет на Земле.
– Почему же? – сказал я. – Он на Земле. Он в «Лагере Яна», под Антоновом.
– Он уже три дня как на Гиганде.
– Понятно, – сказал я, делая потуги быть ироничным. – Это же надо, какое совпадение! Родился в тот же день, что и Абалкин, тоже посмертный ребенок, тоже фигурирует под номером…
– Хорошо, хорошо, – проворчал Экселенц. – Не отвлекайся.
Экран погас. Я отнес видеофон на место и спустился во двор. Там я осторожно пробрался через заросли гигантской крапивы и прямо из деревянного нужника доктора Гоаннека шагнул под ночной дождь на берег реки Телон.
3 июня 78-го года. Застава на реке Телон
Невидимая река шумела сквозь шуршание дождя где-то совсем рядом, под обрывом, а прямо передо мною мягко отсвечивал легкий металлический мост, над которым светилось большое табло на линкосе: «ТЕРРИТОРИЯ НАРОДА ГОЛОВАНОВ». Немного странно было видеть, что мост начинается прямо из высокой травы – не было к нему не только подъезда, но даже какой-нибудь паршивенькой тропинки. В двух шагах от меня светилось одиноким окошком округлое приземистое здание казарменно-казематного вида. От него пахнуло на меня незабываемым Саракшем – запахом ржавого железа, мертвечины, затаившейся смерти. Странные все-таки места попадаются у нас на Земле. Казалось бы, и дома ты, и все уже здесь знаешь, и все привычно и мило, так нет же – обязательно рано или поздно наткнешься на что-нибудь ни с чем не сообразное… Ладно. Что думает по поводу этого здания журналист Каммерер? О! У него, оказывается, уже сложилось по этому поводу вполне определенное мнение.
Журналист Каммерер отыскал в округлой стене дверь, решительно толкнул ее и оказался в сводчатой комнате, где не было ничего, кроме стола, за которым сидел, подперши подбородок кулаками, длинноволосый юнец, похожий кудрями и нежным длинным ликом на Александра Блока, нарядившегося по вычурной своей фантазии в яркое и пестрое мексиканское пончо. Синие глаза юнца встретили журналиста Каммерера взглядом, совершенно лишенным интереса и слегка утомленным.
– Ну и архитектура здесь у вас, однако! – произнес журналист Каммерер, отряхивая с плеч дождевые брызги.
– А им нравится, – безразлично возразил Александр Б., не меняя позы.
– Быть этого не может! – саркастически сказал журналист Каммерер, озираясь, на что бы присесть.
Свободных стульев в помещении не было, равно как и кресел, диванов, кушеток и скамеек. Журналист Каммерер посмотрел на Александра Б. Александр Б. смотрел на него с прежним безразличием, не обнаруживая ни тени намерения быть любезным или хотя бы просто вежливым. Это было странно. Вернее, непривычно. Но чувствовалось, что здесь это в порядке вещей.
Журналист Каммерер уже открыл было рот, чтобы представиться, но тут вдруг Александр Б. с какой-то усталой покорностью опустил на свои бледные щеки дивные ресницы и с механической проникновенностью транспортного кибера принялся наизусть зачитывать свой текст:
– Дорогой друг! К сожалению, вы проделали свой путь сюда совершенно напрасно. Вы не найдете здесь абсолютно ничего для себя интересного. Все слухи, которыми вы руководствовались, направляясь к нам, чрезвычайно преувеличены. Территория народа голованов ни в малейшей степени не может рассматриваться как некий развлекательно-познавательный комплекс. Голованы – замечательный, весьма самобытный народ – говорят о себе: «Мы любознательны, но вовсе не любопытны». Миссия голованов представляет здесь свой народ в качестве дипломатического органа и не является объектом неофициальных контактов и уж тем более – праздного любопытства. Уважаемый друг! Самое уместное, что вы можете сейчас сделать, – это пуститься в обратный путь и убедительно объяснить всем вашим знакомым истинное положение вещей.
Александр Б. замолк и томно приподнял ресницы. Журналист Каммерер пребывал перед ним по-прежнему, и это его, видимо, совсем не удивило.
– Разумеется, прежде чем мы простимся, я отвечу на все ваши вопросы.
– А вставать при этом вы не обязаны? – поинтересовался журналист Каммерер.
Что-то вроде оживления засветилось в синих очах.
