нему на грудь и лизнул в щеку, что вообще-то котам не свойственно.
– Прохор?! – воскликнула Катя, тоже вышедшая в прихожую.
Да, без всяких сомнений, это был он, кот Прохор, когда-то дважды спасавший им жизнь.
– Вот, привез вам старых знакомцев – этого и еще одного, – усмехнулся генерал.
– Афанасия? – догадался Юрий.
– Его, его. Уж больно просил, чтоб дали с вами повидаться, любит он вас.
– Где же он? – спросила Катя.
– Сказал – сам придет. – Николаев взглянул на часы. – Да вот уже должен бы быть.
– Может, он уже здесь, – хорошо зная повадки Афанасия, предположил Юрий. – Надо бы поискать.
Тут из их спальни донесся знакомый густой бас:
– Да що мене шукати, тута я, тута, коханы мои! – и оттуда вышел он, Афанасий Хведорук, в своем привычном облачении – чернильно-фиолетовом больничном халате, из-под которого выглядывали полотняные кальсоны с тесемками, и с неизменным треухом на голове, с которым он никогда не расставался, чтобы не застудить голову, которая действительно дорогого стоила.
Невозможно было без смеха смотреть на это двухметрове страшилище. Катя прыснула, и даже сдержанный генерал Николаев впервые за то время, что Юрий его знал, не удержался от хохота.
Когда-то на своей родной Херсонщине Афанасий Хведорук не без основания слыл местным колдуном, однажды суеверные земляки даже хотели его спалить вместе с хатой, но его спас Глеб Бокий,[24] разыскивающий подобных уникумов для своей спецлаборатории.
После крушения Глеба Бокия хотели было и Афанасия отправить вслед за ним на тот свет, но сочли сумасшедшим и упекли в психлечебницу. Там-то его через год и обнаружил Юрий, сумел, пользуясь своим положением в Тайном Суде, с помощью своих
Сейчас, соблюдая субординацию, он повернулся к генералу Николаеву, взял под козырек своего треуха и отчеканил:
– Товарищ енерал-майор! Рядовой у запаси Афанасий Хведорук докладає. Як веліло, з’явилася година в годину, в десять нуль-нуль!
– Как же ты прошел незамеченный? – улыбаясь, спросил генерал.
Юрий прежде не раз задавал Афанасию подобный вопрос, поэтому уже знал ответ, который в точности и последовал:
– Як, як… Просочився. – Он почесал за ухом Прохора, все еще сидевшего у Юрия на груди, и проговорил ласково: – Ах ты бисов сын!.. Чує, чує своих, як побачив – геть як замурчал!.. Може, отметим встречу? Як тут у вас с «Било-розовым»?
Юрий развел руками:
– Не готовился к такой встрече, так что – увы.
Катя добавила:
– Там, в спальне, шампанское осталось, так что можете…
Афанасий проговорил виновато:
– Звиняйте, барышня, вже нэма. Поки чекав товариша енерал-майора…
– Ясно, – кивнул Юрий. – Ничего, в холодильнике еще одна бутылка стоит.
– Така ж шипучка? Це ж як з вогнегасника[26] питии, – поморщился Афанасий.
– А тебе доводилось – и «з вогнегасника»? – поинтересовался генерал Николаев. – Неужто пробовал?
– Чого ж не пробувати, пробував, – серьезно ответил тот. – Да там погань одна, градусів немає, один розлад шлунку. [27] – Помявшись немного, спросил: – Може, я краще одеколон прийму? Бачив там, в спальні, на тумбочці.
– Нет уж! – отрезал генерал. – Был бы одеколон наш, отечественный, – так пей, не жалко; а там французский, за валюту купленный.
– Зрозумів, – с грустью отозвался Афанасий. – Товариш Васильцеу до Парижа зібрався, йому без французького одеколону ніяк не можна.
– Что ты тут мелешь?! – зашипел на него Николаев. – Языку-то волю не давай.
Афанасий снова взял под козырек:
– Звиняйте, товариш енерал-майор, розумію, військова таємниця.[28] Х…ню спорол… Ох, звиняйте, барышня… – И, вовсе уж потерявшись, добавил совершенно не к месту: – Служу Радянському Союзу! – после чего только молча сопел.
Юрий наконец показал генералу Николаеву листок с «комсомольским приветом» из преисподней.
