Слепень

Едва из машины вслед за ним вышли Катя и Юрий, лжеслепец юркнул назад, снова уселся рядом с горбуном-водителем, и колымага выехала из залы задним ходом.

Юрий, хоть он и хорошо знал, кого здесь увидит, все равно, взглянув на монархов, ощутил волну омерзения, прокатившуюся по всему телу, – такие уж это были уродища. Горб короля Луки даже подрос с момента коронации, при которой Юрий и Катя когда-то присутствовали, из двойного превратился в тройной и напоминал теперь хребет какого-то ископаемого мегалозавра, а коричневые нашлепки на лице императора Фомы уже только и оставляли место для глаз и рта.

По обе стороны от монархов восседала помойно-нищенская знать, пока еще отдаленно похожая на людей, а у стен залы толпилась всякая мелюзга – совсем уж человечки, только грязные и какие-то пришибленные.

Знать от черни отделяла здешняя гвардия, состоявшая, по незыблемой здешней традиции, из карликов-евнухов. Гвардейцы держали в руках алебарды, и лица их были преисполнены. В их командире Юрий узнал своего старого знакомца со странным именем Вонмиглас, тоже карлика и тоже евнуха, но, как он, Юрий, знал, являвшегося тайным агентом НКВД, засланным сюда еще, кажется, во времена наркома Ягоды, дослужившийся нынче до немалого чина – капитана государственной безопасности. Они переглянулись, и карлик ему едва заметно кивнул.

Помнится, в прошлый раз, когда под этими сводами прозвучало: «Le Roi est mort, vive le Roi! Le Empereur est mort, vive le Empereur!»[33] – монархи на момент коронации вырядились под вождей, даже в их речах проступали пародийные намеки на этих персон – один, напялив полувоенный френч, тужился изобразить грузинский акцент, а другой, в пиджачке и кепке, усиленно картавил. Однако они, видимо, решили впоследствии, что это уж перебор, и теперь пребывали в нарядах, в которых Юрий видел их в самый первый раз, украденных, должно быть, из реквизита какого-то провинциального оперного театра: король – в наряде, вероятно, герцога из вердиевского «Риголетто», но с дыркой на камзоле – для брюшного глаза, а император – в облачении эфиопского царя Аманасры из «Аиды». Впрочем, «знать» так и не сменила экипировку (должно быть, по бедности), и в их нарядах и обличии проступало сходство с вождями помельче – товарищем Калининым, товарищем Молотовым, товарищем Берия и прочими членами Политбюро.

– Приветствую драгоценного господина Васильцева и госпожу Сазерленд в наших скромных чертогах, – провозгласил король. И добавил на скверном английском, памятуя о том, что, согласно легенде, здешние монархи вроде бы должны говорить на всех сущих языках: – We are very glad that you took the time to visit us.[34] – Он уже начал жевать привезенную Юрием капустку, поэтому добавил: – А за подарок тебе наше большое мерси, знатная капустка.

Император тоже запустил руку в банку с капустой, и на обезображенном лице его появилось нечто напоминающее улыбку удовлетворения.

– Oh, ja, ja, Ihren Besuch – eine gro?e Ehre fur uns![35] – на столь же скверном немецком произнес он, поддерживая легенду, но тут король вмешался:

– Ах, оставьте этот собачий язык, Фома! Вы забыли, что снаружи творится? «Гитлер капут» – это все, что вам до?лжно на нем произносить.

«Члены Политбюро» и карлики-гвардейцы закивали одобрительно.

– И вообще, – продолжал он, – сейчас не время для всяких условностей. Ни для условностей, ни для расточительства. – Одной рукой запихивая в рот пригоршню капустки, другой рукой он сделал мановение, и слепивший глаза свет моментально пригас, все вокруг стало серым и унылым. – Да, да, нынче мы должны на всем экономить, – прожевав капустку, с грустью добавил король.

Хотя Юрий знал, что электричество здесь было ворованным из проходящей рядом линии метро, следовало отдать монархам должное – жить они решили в ногу со временем.

– Yes, we need to save even small things,[36] – произнес император, прожевав капустку, но тут увидел, что король снова поморщился, и добавил поспешно: – Я же по-английски, что тут такого? Черчилль как-никак наш союзник.

– Ну, сегодня союзник – а дальше-то… Сегодня друг, а завтра – пук, – хмыкнул король, и Юрий вспомнил, что в точности такую же фразу как-то раз слышал и там, снаружи. Да, следовало отдать должное предусмотрительности его величества. – Нет уж, – продолжал король Лука, – будем говорить по- русски. Ну, можно иногда и по-нашенски. – С этими словами он привстал и провозгласил: – Ыш абарак бузык!

«Члены Политбюро» зааплодировали и вслед за ним хором выкрикнули:

– Ыш абарак бузык!

– Ыш абарак бузык! Ыш абарак бузык! – выкрикнули карлики-гвардейцы, ударяя о пол древками своих алебард. Ну а стоявшая по углам мелочь вовсе уж вошла в неистовство, раздались, как пишут в газетах, «бурные аплодисменты, переходящие в овацию», и добрые пять минут со всех сторон доносились возгласы: – Ыш абарак бузык! Мы бедные, но мы духовные! Ыш абарак бузык!..

От рыданий все три горба короля сотрясались, слезились все его три глаза, даже тот, брюшной, а по нашлепкам на лице императора слезы текли просто водопадом. Впрочем, Юрий знал, что уж во всяком случае бедными они не были ну никак. Уже много веков к их трону стекались по копеечке, по центику, по пфеннигу, по эскудо деньги нищих со всего мира, тут же переводимые монархами в золото и драгоценные камни – еще после крушения денег во времена Великой французской революции они иным ценностям не доверяли.

Наконец король мановением руки остановил овации и повторил: