размахивать… хотя, нет, глупость сказал. Ну, в смысле подумал. Насчет пистолета – это уж определенно перебор, парень не настолько примитивен. Так что повезло ему с Зыкиным, однозначно повезло».
– Блин, и какое из них тебя устроит? Ты же понимаешь, что Генштабу, комитету обороны и лично товарищу Сталину нужна достоверная информация снизу, причем такая, что никакие органы не обеспечат. Нет, разумеется, я в курсе, что у него имеются порученцы. Причем не только те, что с соответствующими удостоверениями, но и… другие.
На сей раз Кобрин был удостоен ироничного взгляда.
«Гм, а вот это уже любопытно, весьма даже любопытно. А сам-то ты кто, товарищ младший лейтенант НКГБ Витя Зыкин? Хотя нет, на спецпорученца ты никак не тянешь. Весь поведенческий набор не тот. Но с другой стороны, а много ли я этих самых порученцев видел? Так много, что аж ни одного».
– Хорошо, давай поговорим. Но только прежде позволь вопрос один задать. Витя, а кто тебя учил? – в контексте отчетливо звучало невысказанное: «А сам-то ты кто? Почему, как твои «коллеги по цеху», не истерил по каждому пустяку, не хватался за пистолет, не грозил надо не надо трибуналом, не обвинял в измене Родине, паникерстве и провокаторских намерениях – ну и все такое-прочее? Если я не ошибся в тебе – а я не ошибся, гарантия сто процентов! – то сейчас ответишь честно».
Зыкин, разумеется, ответил. И ответ оказался неожиданно коротким:
– Дед. – Поразмыслив секунду, с грустной улыбкой пояснил: – Сирота я, дедушка воспитывал. Неграмотный он был, но людей насквозь видел и меня этому делу научил. Когда помирал, наказ дал: «Мы, сибирские казаки, всегда матушку Россию защищали, вот и ты иди, не бойся защитником стать. Благое это дело во все времена. Накипь смоет, а люди останутся. Настоящие люди». Позже я понял – это дед меня так на службу в органах благословил. Жаль только не дожил.
Лучик солнца пробился сквозь листву, заиграл на щеке младшего лейтенанта, отчего тот невольно сощурился и торопливо отвернулся.
И только сейчас Кобрин неожиданно окончательно осознал, что НА САМОМ ДЕЛЕ сделал этот, по сути, мальчишка, рискнув разыграть спектакль с несуществующим пленным офицером и «расстрелянным» немецким самолетом автомобилем фельдсвязи. Еще и Авдеева каким-то образом убедил – жаль, теперь не узнаешь, каким: погиб пограничник, сгинув где-то в белорусских лесах вместе со своей разведгруппой. Хотя, может, и объявится еще. В той, прошлой истории наши отдельными группами, а то и поодиночке до осени из окружения выходили. Впрочем, сейчас другое важно: это не ему, Кобрину- Минаеву, генерал-лейтенант поверил, а никому не известному мамлею Зыкину! И именно его действия, пусть и опосредованно, в итоге остановили гитлеровцев, не позволив захлопнуть крышку Белостокского котла. Так что, как ни крути, именно особист, хоть сам о том и не подозревает, все эти тысячи бойцов, что должны были в плен попасть, спас. Он – да еще державшиеся до последнего патрона красноармейцы, ценой своих жизней разжавшие почти на сутки стальные клещи гитлеровского наступления…
«И потому этот самый мальчишка куда посильнее тебя будет, товарищ неполный полковник, а ты мнешься, как привокзальная девка под утро. Клиенты, считай, уже кончились, а все продешевить боишься. Да такого нужно ценить больше собственной жизни. Крепкий парень».
После подобного вывода словно камень с души свалился, а все опасения испарились, как утренняя роса. Поверит, никуда не денется. И болтать лишнего не станет.
– Тогда начнем, благо время у нас пока есть. Слушай. Сначала, так сказать, текущая обстановка ближайших недель. Которая, как я очень надеюсь, уже окончательно изменилась в результате наших действий: после окружения советских войск под Белостоком группа армий «Центр» к 28 июня должна захватить Минск. – Кобрин говорил глухим голосом, словно зачитывая вслух текст из учебника, одновременно посматривая на Виктора, лицо которого закаменело от волнения.
– Вечером 15 июля подвижные группы противника должны вступить в южную часть Смоленска со стороны Рославльского, Киевского шоссе и Краснинского большака, а в течение 16-го – овладеть большей частью города. Планы гитлеровцев по нанесению удара через Брянск на Москву 19 июля должны будут изменены директивой Оберкомандования, в которой Гитлер прикажет, кроме наступления на Москву, до зимы занять на юге Донбасс и Крым, а на севере – Ленинград.
– Степаныч, а почему ты все время говоришь ДОЛЖНЫ? – От волнения младший лейтенант с трудом выговаривал слова, отчего его речь была похожа на скрип старого репродуктора. – Объясни?
– Невнимательно слушаешь, Витя. Я ведь сказал: мы УЖЕ изменили известный мне ход событий. Белостокского котла не было, да и Минский теперь под большим вопросом. Видел, как костяшки домино валятся, если их на ребро поставить и крайнюю толкнуть?
Зыкин молча кивнул, всем своим видом показывая: только не останавливайся, говори!
– Вот так и в нашем случае. Только мы не одну костяшку подтолкнули, а сразу несколько. Сначала утром 22-го, когда не дали немцам нас в казармах сжечь и пограничников предупредили, затем в последующие дни, когда их на дорогах в засады ловили и мосты уничтожали и, наконец, когда не позволили им с ходу взять Волковыск и замкнуть колечко. Понял? Добро, продолжаю: зимой немцев остановят под Москвой, взять которую у них, разумеется, не выйдет. Киев мы потеряем. Удержать Крым тоже не удастся, хотя для этого из-под Одессы будет переброшена Приморская армия, а сам город сдан румынам. Ленинград окажется в блокаде, стоившей городу больше миллиона умерших от голода, холода и болезней мирных жителей. Но уже в 42-м мы добьемся первой серьезной победы под Сталинградом, где теперь уже в нашем котле переварится целая армия, командующий которой, генерал-фельдмаршал
