убить можно кого угодно, да и ядерный удар как крайнюю меру никто со счета не сбрасывал. Но, если не касаться слишком чувствительного для людей вопроса военного атома, то поражение тварей, размерами значительно превышавших габариты диплодока, зависело только от количества выпущенных боеприпасов того или иного калибра. Крабы, преследовавшие группу Делягина, были столь огромны, что могли выдержать попадание нескольких сотен тридцатимиллиметровых пуль без заметной потери боеспособности. В принципе, не будь другого выхода, пришлось бы высадить в каждого монстра по трети боекомплекта, но другая возможность была. И Макаров знал о ней, как положено каждому уважающему себя морпеху.
– Каждый морпех обязан знать, где лежит «Игла», – нараспев произнес Макаров, выбираясь из кресла за визирной колонкой. – Если кто у морпеха спросит, сколько на «Зубре» «Игл», тот ответит: восемь. Восемь!
Добравшись до металлического шкафа, где в специальных зажимах стояли четырнадцатикилограммовые трубы ПЗРК «Игла», сержант вынул две из них и, закинув одну на плечо, а другую сунув под мышку, выбрался на открытую палубу.
В клубах дыма и пара, схожие с исполинскими призраками, с восточного фланга маячили два краба. Несмотря на размеры и кажущуюся медлительность, за счет огромной длины лап они преодолевали десятки метров за каждый шаг. Хищно сощурившись, Макаров уложил один ЗРК на палубу, другой вскинул на плечо и привел в боевое состояние.
Однако индикатор захвата цели никак не срабатывал, а без него самонаводящаяся ракета в цель не попадет. Наводилась она на тепло, но холодная кровь океанских тварей не отличалась по температуре от окружающей среды.
Как теперь быть, оторопевший сержант не знал. Можно было попытаться укрыться в отсеках, но в этом не имелось ни малейшего смысла. Если твари беспрепятственно минуют последний рубеж обороны в виде обездвиженного «Зубра» с единственным бойцом на борту, они двинутся дальше и неизбежно настигнут группу Делягина.
Но вдруг сержанта осенило. Он вспомнил, что ракета зенитного комплекса отклоняется от самолета, если с его борта отстреливаются осветительные ракеты, которые излучают тепло.
– Ну, держитесь, тараканы глубоководные! – прорычал Макаров.
Достав из аварийного шкафчика сигнальный пистолет и несколько осветительных ракет, сержант вернулся на палубу и выстрелил в ближайшего краба.
Прицельно бить из сигнального оружия оказалось сложнее, чем представлялось, но со второго выстрела попасть все же удалось – кусок прессованного пиротехнического состава ударился в крабий панцирь и зацепился парашютиком за грубые хитиновые шипы. Не теряя времени, Макаров взвалил на плечо «Иглу», и на этот раз индикатор захвата цели сработал мгновенно. Раздался щелчок спусковой кнопки, ракета вылетела из трубы и, врубив маршевую сигнатуру и оставляя за собой дымный след, неровный в местах подруливания, понеслась к пылавшей на броне краба яркой звездочке.
Шарахнуло мощно. Монстр содрогнулся всем телом и остановился, словно уткнулся в стеклянную стену, из пробоины в его панцире повалил черный дым горящего жира. Затем морской монстр неуверенно сделал несколько коротких шагов назад, потом два непомерно длинных, после чего рухнул на бок, содрогнулся еще раз, конвульсивно подтянул ноги к голове и замер.
– Отдохни, дорогой, – сказал ему Макаров, отбросив пустую трубу.
Юркие тритонообразные твари, уже вертевшиеся вокруг «Зубра», стали обстреливать ходовой мостик плевками желто-зеленой слизи. Ударившись в твердую поверхность, комок слизи прилипал к ней намертво. Поначалу морпех решил, что тритоны пытаются утопить его в собственных соплях, но когда один из зеленых сгустков с шипением пополз вниз по стене за его спиной, оставляя за собой разъеденную насквозь переборку, сержант понял, что это такое. Желудки мерзких рептилий вырабатывали сильнейшую органическую кислоту, разрушавшую металл, – и твари использовали ее не только для эффективного пищеварения, но и для выполнения боевых задач.
Негромкие влажные шлепки раздавались слева и справа. Палуба понемногу начала окутываться белесым дымом, который образовывался при разрушении металла пола и переборок, прогрызаемого кислотой насквозь.
Озабоченно нахмурившись, Макаров снова взялся за сигнальный пистолет. Тритонам трудно было прицельно стрелять в него под неудобным углом, но их было слишком много. Если в него прилетит хотя бы один кислотный сгусток, хотя бы брызги от такого сгустка – ему конец. Времени оставалось все меньше.
А главное – теперь сержант понимал это отчетливо, – если эта кислотноплюйная орда догонит Делягина и его людей, у них совершенно точно не будет вообще никаких шансов. Их уничтожат прямо в БТРах. Если гранитные глыбы маяка могли надежно защищать людей от органической кислоты, то стальные коробки бронетранспортеров станут им гробами.
На этот раз ему не удалось попасть ни со второго, ни с третьего раза – пылающие звездочки огибали краба, как заговоренные, видимо, отклоняемые вихревыми потоками воздуха, возникавшими вблизи его угловатого панциря, когда ветер пытался преодолеть эту массивную преграду, сопоставимую с многоэтажным зданием. Оставалось всего три сигнальных патрона, а тварь приблизилась уже настолько, что стала хорошо различима бугристая фактура ее наружного хитинового скелета. Еще немного, и исполинский краб всей массой врежется в корабль на воздушной подушке и перевернет его.
– Хрен тебе примерно по колено! – пообещал сержант, перезаряжая разогревшийся сигнальный пистолет и стараясь не слушать, как на палубу вокруг него с негромкими шлепками падают все новые и новые кислотные сгустки.
