статуя: даже легкой дрожи разглядеть не удавалось. В истинном зрении, как и у первой пары, видна была плотная аурная подложка, словно поддерживающая человека. Про этого брата тоже сейчас же забыли. Его товарищ начал демонстрировать чудеса гибкости и пластики: он сворачивался в совершенно немыслимые фигуры, в буквальном смысле завязываясь узлами. Со стороны могло показаться, что у него перебиты все суставы, настолько легко они гнулись в любую сторону. Как Толлеус ни смотрел, он не заметил ничего особенного. Да, гибкость умопомрачительная, но все понятно и объяснимо без чародейства. Впрочем, выступление гуттаперчевого брата еще не закончилось – то была лишь разминка. Разогревшись, он начал сгибать руки-ноги в тех местах, в которых природой это не предусматривалось! То есть кости гнулись под значительным углом, но не ломались. Складывалось впечатление, что у выступавшего вообще нет скелета. Искусник вполне представлял, как с помощью ауры можно защитить свое тело от внешних воздействий. Но подобные манипуляции объяснить не мог.
Человек-змея отступил, за ним следом начал выступать обладатель красного помпона. Это оказался мужчина постарше, длинный и тощий, как журавль. Он отделился от группы товарищей, подошел к плахе и, склонив колени, разместил на ней свою голову. Публика, ахавшая во время каждой демонстрации, такое странное поведение встретила гробовым молчанием. Толлеус покосился вокруг: детвора, которой тут было более всего, выпучила глаза и открыла рты. Оболиус не стал исключением. Скривившись, искусник ткнул его посохом и зашипел:
– Истинным зрением смотри!
На помосте тем временем другой брат схватился за огромный топор, а его товарищ приладил на голове коленопреклоненного мужчины деревянную колоду. Тяжелое оружие, описав сияющую дугу, рухнуло вниз, кто-то в толпе вскрикнул, но смертоубийства не произошло: на пол с грохотом посыпались расколотые поленья. И так несколько раз.
– Что видишь? – снова пихнул Толлеус помощника.
– Какой-то щит вокруг головы появляется, – зашептал в ответ Оболиус.
– «Какой-то щит», – передразнил его старик. – Смотри лучше: это аура!
Наколов дров, но не причинив вреда своей жертве, палач решил попробовать по-другому. Повинуясь его жесту, мужчина, выполнявший до того роль наковальни, изменил позу и положил на плаху руку. Толпа загудела. Одно дело, когда рубят поленья. Тут еще можно все списать на крепость черепа и на искусство дровосека. Но совсем другое – когда со сталью собирается спорить беззащитная плоть. Замах, блеск стали, сразу несколько детских вскриков – и опять ничего страшного не случилось. Рука мужчины, окутанная уплотненной аурой, точно броней, достойно выдержала испытание. Есть ли синяк, старик не видел, но крови не было, это точно. Палачу даже не удалось рассечь кожу.
Далее настал черед четверки жеребцов. Братья хотели с их помощью казнить еще одного своего краснопомпонного товарища. Впрочем, как нетрудно догадаться, четвертование не удалось: вороные, хрипло дыша и исходя пеной, не справились со своей задачей, как ни стегал их горе-кучер.
– Занятно, но не очень интересно, – проворчал старик.
Представление шло минут двадцать, и он уже устал стоять – ноги требовали поскорее посадить немощное тело на что-нибудь. «Надо было прямо на повозке ехать на площадь!» – промелькнула в голове мысль. «Впрочем, не такое уж бесполезное искусство показывают», – снова подумал старик, с завистью покосившись на юнца, все еще полулежавшего в воздухе, лишь слегка касаясь пятой точкой помоста. Овладеть этой техникой было бы заманчиво. Все же уходить не хотелось, но и усесться на мостовую… это будет выглядеть по меньшей мере странно. На самом деле в загашнике есть одно плетение, как раз для таких случаев, но Толлеус его не любил. Суть проста – формировался маленький искусный пузырь, выполняющий роль табурета. Бывший настройщик сам собирал это плетение на основе защитной сферы, чтобы и мягко, и стенки непрозрачные, и размер подходящий. Но плетение потребляло непозволительно много, как самая настоящая боевая сфера, и снизить затраты не получалось. Сказывалось влияние прообраза. Чтобы избавиться от этого недостатка, следовало полностью менять архитектуру, искать другие фрагменты, а это сложно. В Маркине, где всегда под рукой был стул, руки до этого так и не дошли. Старик, когда еще имелась такая возможность, даже не купил в искусной лавке амулет для богатых путешественников, снабжавший их искусными столом и стульями. Какое плетение скрывалось внутри и насколько оно хорошее, осталось загадкой. Теперь приходится лишь локти кусать.
Однако требовалось как-то решить проблему, и искусник, поморщившись, сформировал серый шар по колено диаметром, на который и уселся. Он передохнет минут пять или десять, не больше: ману надо экономить. Мана-мана-мана – без нее человек уподобляется животному, и искусник чувствовал, что совсем скоро его ждет эта участь. Тем временем мужчина, поклонившись зрителям, снова нацепил на голову свой колпак и уступил место другому участнику, тоже с красным помпоном. Его ассистенты отложили топор в сторону и вооружились тонкими пиками.
– Опять, что ли, будут пытаться его проткнуть? Но это уже было… – хмыкнул Толлеус.
Младшие братья и в самом деле взяли свои шампура на изготовку, явно собираясь поупражняться в фехтовании. Для их удобства мужчина даже скинул рубаху.
Толпа дружно ахнула, когда острые пики проткнули тело несчастного насквозь сразу в трех местах. Искусник ожидал увидеть уже привычное сопротивление ауры, но тут его не было. «Не получилось сконцентрироваться? – с сочувствием подумал он. – Может, предложить помощь?» Впрочем, ни сочувствие, ни помощь не требовались: мужчина, несмотря на смертельные ранения, чувствовал себя хорошо и, похоже, нисколько не тяготился от избытка железа в собственном теле. Даже кровь, выступившая из ран, уже перестала течь. Помощники дружно выдернули свои пики, но мужчина лишь
