– Не шевелись, – распоряжается надсмотрщик.
И Ольга начинает кисточкой наносить на Нинку краску. Мазок к мазку.
Выкрасив правую руку от кисти по плечо в нежный ультрамарин, женщина переводит дыхание и, поменяв кисточку, добавляет несколько белых пятен на предплечье.
Карлик отношение к творчеству Ольги не высказывает: то ли его удовлетворил результат, то ли ему все равно, – он просто стоит несколько в стороне, почесывая живот и поочередно рассматривая пленников. Повергая последних в холодный пот.
Левую руку Нинки в противоположность правой Ольга покрыла сперва белой краской, а потом добавила пару ультрамариновых пятен в районе локтя.
Если боди-арт и нес какую-то смысловую нагрузку, то непосвященному постичь ее сложно. На животе спираль, на ягодицах глаза с голубой радужкой, груди выкрашены угольно-черным с контрастно алеющими вишенками сосков.
В сочетании с ангельскими крылышками картина получается абстрактной. В чем смысл – не понимаю.
Велев Нинке стоять некоторое время с разведенными в стороны руками, Господин Кнут указывает на меня.
Краска отчего-то очень холодная, от прикосновений кисточки щекотно и неприятно.
Но неудовольствия я не высказываю. Уж лучше противная, дурно пахнущая краска на коже, чем новые следы от плети. А у меня еще укусы Вольдемара не все зажили, да и руку крутит постоянно.
Не могу сказать точно, но нанесенный на меня рисунок отличается от того, который красуется на Нинке. На животе солнышко, груди белые с синими пиками. На руках похожая леопардовая раскраска, но пятнышки кажутся меньше размером и поставлены гуще.
– Готово, – утерев лоб, сообщает Ольга.
– Руки не опускай, – бросает карлик и указывает плетью в направлении колонны. – Теперь ту.
Надзиратель с женщиной направляются к следующей узнице, нервное напряжение немного отпускает. Ненадолго. Мокрую кожу обдает ледяным дыханием подземелья, мочевой пузырь напоминает о необходимости освободить организм от излишков жидкости, поврежденная кисть в такт сердцебиению пульсирует болью. На соседней возвышенности громко сопит, переминаясь с ноги на ногу, Нинка.
Не в силах оставаться неподвижной, поочередно напрягаю плечи, переношу тяжесть тела с одной ноги на другую. А в голове, вызывая тошноту и головокружение, пульсирует: «Несколько мужиков по кругу… несколько мужиков…»
Краска подсохла, и сквозняк перестал обжигать холодом кожу, взамен появился зуд.
Словно из пустоты возникает Призрак, тянущий на спине свернутый в рулон ковер.
Опустив его на ближайшей к озерцу возвышенности, окликает карлика:
– Вам еще долго?
– Мы куда-то опаздываем? – флегматично интересуется низкорослый надсмотрщик.
– Так Великой Екатерине и передать?
– Заканчиваем, – едва слышно говорит Господин Кнут и тотчас с ревом набрасывается на ближайшую жертву: – Кому сказал, стоять неподвижно? А ты чего едва кисточкой водишь?
Призрак хмыкнул и вальяжной походкой покинул пещеру.
Звонко хлопнула плеть, прокатился глухой стон…
Какой-то абсурдный дурной сон. Хочу проснуться – не получается.
Подталкиваемая в зад древком плети, из-за колонны выскакивает Ольга. На глазах повязка, на правой ягодице малиновый рубец. Двигаясь вслепую, она то и дело спотыкается.
Проводив несчастную и карлика взглядом, осторожно прикасаюсь к руке пальцем. Краска подсохла и уже не берется. С облегченным вздохом опускаю руки.
Моему примеру следует Нинка.
– А зачем нас все-таки похитили? – произносит мужской голос. – Кто-нибудь знает?
– Я не знаю, – вздыхает женщина.
– Я тоже не знаю, – подает голос Нинка.
– Не знаю… Нет…
У меня мелькнула мысль рассказать об инопланетянах, но произнести подобное вслух не позволил здравый смысл. Ну не могу я в это поверить… В данном случае на сто процентов действует поговорка о необходимости попробовать на зуб, чтобы поверить.
– Нет, не знаю.
Замолкаем. Каждый в тысячный, наверное, раз перебирает возможные версии. И ни одна не находит достойного подтверждения.
Сопя и шаркая ногами, в пещеру втаскивают массивное кожаное кресло юродивые Старухи.
