темное подсобное помещение, единственным освещением которого является падающий сквозь узкие зарешеченные окна лунный свет.
Не сомневаясь ни секунды, следую за медсестрой.
Одежда остается в кабинете, но вернуться за ней не решаюсь: есть шанс, что сопровождающий заглянет и заподозрит неладное.
Сердце колотится так, что ощущаю толчки, с которыми оно качает кровь.
Обратившись к медсестре, я надеялась максимум на обещание позвонить в полицию или моему отцу и сообщить о том, что нас удерживают силой. На побег я даже не надеялась. И вот теперь…
Пробираемся темным коридором, единственное освещение которого – блики индикаторов сигнализации на дверных замках.
Нереальная картина, словно сошедшая с экрана столь любимого японцами фильма ужасов.
Коридор резко поворачивает и утыкается в лестничный пролет. Проход наверх закрыт решеткой.
Следуем вниз.
Веет прохладой.
Похоже на то, что мы спустились в подвал.
Под ногами чавкает грязь, хрустят мокрицы…
Тусклый фонарь над дверью едва рассеивает тьму. Воздух затхлый, пахнет плесенью. Утеплитель пластами сполз с водопроводных труб, обнажив кривые швы сварки.
Сворачиваем в боковой проход. Узкий, явно не рассчитанный на частые визиты. Приходится протискиваться между стеной и покосившимися шкафами, которые спустили сюда доживать свой век.
К телу липнет омерзительно сальная паутина. Кожа зудит.
Медсестра останавливается перед железной дверью и, достав из кармана связку ключей, засовывает один в замочную скважину.
Два оборота, толчок.
Дверь со скрипом открывается.
Обмираю.
Если нас услышали…
– Заходи, – предлагает медсестра.
Скользя ладонью по стене и нащупывая пол ногами, шагаю во мрак. Тусклый свет подвала не проникает в дверной проем.
– Жди меня здесь.
Пресекая попытку задать вопрос, скрипит дверь.
Несколько растерявшись, замираю. Наверное, так нужно. Может, девушка пошла за ключом или посмотреть, не охраняется ли запасной выход… Нам нужно бежать отсюда. По крайней мере мне. Ведь как только обнаружат исчезновение, бросятся искать. И делать это будут очень старательно. И чем дальше отсюда я окажусь к тому моменту, когда начнутся поиски, – тем больше шансов обрести свободу. Что делать потом, я еще не придумала. Куда идти? Обнаженная, без документов, за несколько десятков километров от дома…
Стою – не шелохнусь. Лишь сердце бешено стучит, да дрожат пальцы.
Секунда за секундой убегают в невозвратимое прошлое. К зуду добавляется озноб. Холод сквозит по обнаженному телу и вытягивает остатки тепла ледяными устами бетона. Переминаясь с ноги на ногу, на какое-то мгновение создаю иллюзию согревания. Она быстро развеивается. Холод набрасывается с новой силой. А медсестры все нет. Быстрее, пожалуйста.
Вожу по сторонам руками. Очень осторожно. Главное не задеть чего. А то упадет, загремит…
Ничего.
Перевожу дыхание.
Одна, в темноте… восприятие времени нарушено, но однозначно в подвале я уже не пять или десять минут, а значительно больше.
Может, медсестру поймали и сейчас пытают, выведывая мое местонахождение?
От одной этой мысли сердце несется вскачь.
Желание бежать становится невыносимо мучительным. Не прав тот, кто говорит, будто бы самое плохое – это ждать и догонять. Во сто крат легче рвать жилы в порыве преследования, когда мозг занят анализом непрерывно меняющейся обстановки. Ждать же… мысли сводят с ума. А время тянется, словно резина.
Слух обостряется. Слышны шорохи мокриц под ногами, далекое журчание воды в водопроводных трубах, стук сердца… ту-дух, ту-дух.
А медсестры все нет. Ну, сколько времени нужно на то, чтобы сбегать на разведку? Десять минут, двадцать…
Прошло много больше. Что могло ее задержать? Может, ей пришлось вернуться на рабочее место и она вызовет полицию? Или выведет меня позже?
Напрягаю мышцы, чтобы усилить циркуляцию крови в венах, это хотя бы немного согреет. Ненадолго. Тру руки, бедра, но холод настойчиво вытягивает
