вопросов о правовых статусах и юридической форме наших взаимоотношений…
Я тоже присел на соседний стул, взял и себе сигару, тщательно осмотрел и понюхал перед тем, как обрезать и закурить.
– Распорядитесь насчет чего-нибудь прохладительного, – сказал я Арчибальду тоном, средним между просьбой и приказанием.
– Но не в буквальном смысле, – тут же вставил Сашка.
Арчибальд, включивший программу дворецкого, изобразил на лице легкое недоумение. К шульгинской манере выражаться требуется привычка.
– Господин имеет в виду холодное пиво, – пояснил я.
– Холодное сухое вино тоже не возбраняется, а также и виски со льдом. Американский генерал Грант, победитель в войне Севера против Юга и будущий президент, именно и называл виски со льдом «прохладительным». Разговор будет долгим, так что несите все, а мы уже по обстоятельствам… – подвел черту под заказом Сашка. И одновременно сделал Сарториусу разрешающий жест. По-римски, опущенным большим пальцем указав на стул. Слов никаких сказано не было, но общий смысл мизансцены в поясняющих ремарках и не нуждался.
Похоже, Сарториусу разговора с Фестом и Воронцовым было мало. Точнее, он принадлежал к типу людей, настолько всерьез воспринимающих свое могущество и высокое служебное положение, что информация, полученная от нижестоящих, достоверной не считалась.
Этот, слава богу, нас, похоже, считал за равных себе. Что это не совсем так, придется уточнить специально.
– Не пойму, на каком основании вы столь бесцеремонно объявляете меня пленником, а принадлежащее мне на совершенно законных основаниях имущество – своими трофеями. Священного права частной собственности никто не отменял, и лишить меня права владения и распоряжения может только высокий суд, юрисдикцию которого я призна?ю…
И гордо вскинул подбородок. Шея господина Сарториуса подводила. Вообще он мог бы выдавать себя за мужчину лет около шестидесяти, вполне бравого и крепкого, но шея своими складками и выступающими жилами и сухожилиями прямо-таки кричала, что хозяину под восемьдесят. Если не «за».
– Вы бы все же сели, милостивый государь. Экий конек-горбунок, – усмехнулся Сашка, не заботясь, что собеседник уловит смысл сравнения. – Только пламени из ноздрей не хватает… Свои филиппики[131] оставьте для клуба пикейных жилетов в славном городе Черноморске. Здесь ваши понты не катят… – Благодаря Сильвии Шульгин владел английским со всеми его тонкостями и диалектами, не уступая известному профессору Хиггинсу[132], поэтому сумел довольно адекватно передать не только смысл самих слов, но и уровень своего отношения к «партнеру». – Это ведь народ, на языке которого мы говорим, придумал пословицу: «Кто взял, тот и прав»? Не знаю вашей подлинной национальности, не знаю даже, есть ли она у вас вообще, но у русских имеется подходящий аналог: «Кто первый встал, того и валенки». Поэтому я бы посоветовал впредь поостеречься аппелировать к Римскому и какому угодно праву, поскольку мы с вами давно вышли за пределы любого правового поля. Нэ-с па? – с французским у Сашки было похуже, но Сарториус понял и это.
– Не могу согласиться, – достаточно твердо ответил он. – На праве и незыблемости частной собственности покоится все здание современной цивилизации. И какие бы эксцессы исполнителя ни случались, к нашему глубокому сожалению, они не могут поколебать…
– Хватит баланду травить, а? – по-прежнему крайне вежливо предложил Шульгин. – Ты (по-английски тоже можно назвать человека на «ты», причем в довольно грубой форме) можешь сейчас же доказать, что все твои деяния последних лет являлись совершенно безупречными с правовой точки зрения?
– Разумеется, я отвечу «да». И все принадлежащие мне адвокатские конторы подтвердят полную прозрачность и юридическую безупречность всех осуществлявшихся мной и моими представителями, а также контрагентами, сделок.
– А мы ведь не о сделках сейчас говорим, пан Шнейдер, – сказал я, переведя латинизированную фамилию визави на более удобный для моих целей идиш, – как вас там, Магнус Теофил? А если проще – Моня, Мотя? – Я не был уверен в том, что Сарториус принадлежит именно к ашкеназской ветви великого народа. Но что семитские корни в нем присутствуют, наряду с десятком других генотипов, это мы выяснить успели.
Он пропустил мой неполиткорректный выпад мимо ушей, зато зацепился за первую фразу и опять принялся доказывать недоказуемое, что ни один из его поступков мы не можем поставить ему в вину, именно – ни один, поскольку в одних случаях происходившее нас не касалось потому, что мы не являемся гражданами Соединенных Штатов и его отношения с президентом и синклитом не задевают нас даже косвенно, во втором случае – мы точно так же не являемся подданными Британской короны, в третьем – вообще обитатели другой реальности и наши претензии столь же смешны, как иск об изнасиловании со стороны дамы, с которой эта неприятность случилась внутри сна, и даже не ее, а вашего…
– Кстати, интересно, – вмешался Шульгин, – а какой состав тяжелее, если в ее сне или в моем?
Сарториус сразу не нашелся что ответить, а Сашка тут же продолжил развивать успех.
– Прежде всего – твои деяния подпадают под решения Нюрнбергского трибунала, приготовление к агрессии, совершение самой агрессии, преступления против человечности и так далее. Опять же – принадлежность к преступным организациям и активная работа в них…
– Это какие – преступные? – вскинулся Сарториус, рассчитывая зацепиться хоть за этот крючок.
– «Хантер-клуб» – раз. «Общество озабоченных гуманистов», «Клуб искателей Странного», «Система», «Черный интернационал»… – загибал Сашка пальцы. «Интернационал» он приплел до кучи, просто предполагая, что такая личность не могла, хотя бы косвенно, не отметиться в делах подобной структуры…
