тошнило в кустах. Никто не заметил девочку, стоящую на коленях в саду.
Потом, золотя траву, взошло солнце.
Родители нашли ее поздним утром, по-прежнему стоящую на коленях на лужайке. Они выбежали из дома, похмельные и паникующие, что не обнаружили дочь в кровати. Мама по-прежнему была в вечернем платье, макияж размазался по щекам. Папа, в одной футболке и трусах, босыми ногами шагал по покрытой инеем траве.
– Что ты делаешь?! – спросил он, сжимая плечо Хэйзел. – Ты провела здесь всю ночь? Господи, Хэйзел, о чем ты только думала?
Она попыталась встать, но ноги ее не слушались. Она не чувствовала пальцев.
Когда отец взял ее на руки, Хэйзел хотела все объяснить, но зубы слишком громко стучали, чтобы говорить.
Потом она вспомнила другую ночь, когда пробиралась домой через лес после службы Ольховому королю. Дрожь в плечах все никак не стихала.
Она скакала с Народцем и притворялась, что смеется, когда они мучили смертных, передразнивая их жестокость и все остальное, чему они ее научили.
Хэйзел понимала, что только она может разрушить проклятие. Лежа в кровати в последние мгновения перед рассветом и ожидая, когда воспоминания смоет, словно волной, она повторяла задачу. Все, что ей надо было сделать – это пойти на поляну, где они лежали, и признать их истинную природу. Она бы их признала.
Но только если останется ночной собой. Дневная она ничего не знала.
Она представила, как оставляет записку Бену. Может, если правильно все написать, он сумеет развеять заклинание? Но что бы и как бы она ни написала, брат наверняка расскажет все ей дневной – а она не была уверена, стоит ли той доверять.
Дневная Хэйзел тоже была ею, но как будто с притупленными краями. Дневная Хэйзел не понимала, каково это – скакать с развевающимися за спиной волосами среди Народца, подстегивая лоснящуюся волшебную лошадь. Она не помнила, как это – размахивать серебряным мечом так сильно, что воздух, казалось, начинает петь. Она не знала, как это – перехитрить или быть перехитренной. Она не видела тех диких и фантастических вещей, которые видела ночная Хэйзел. Она никогда не врала так много.
Дневную Хэйзел нужно было оберегать и защищать. Помочь она ничем не могла.
Тогда она придумала план. Условия ее служения были простыми. «Каждую ночь с того мига, как ты засыпаешь, и до того, как твоя голова вновь касается подушки на рассвете, ты моя», – сказал Ольховый король.
Обмануть его оказалось просто, даже слишком. Она опускала голову на подушку, но не позволяла себе заснуть. Вместо этого она снова вставала – и оставалась ночной Хэйзел, пока рассвет не прорезал горизонт, и ее воспоминания не растворялись вместе с тьмой.
Иногда ей удавалось украсть целый ночной час. Иногда – всего несколько мгновений. Но это позволяло ей снимать проклятия, возмещать убытки.
И время от времени – думать над планом.
Она знала, какие у Ольхового короля виды на Скорбь. Он похвалялся перед нею грядущим разрушением Фэйрфолда и кичился планом захвата и мести Восточному престолу. А потом проговорился, не думая, что это имеет какое-то значение, о потерянном мече и способе освободить рогатого мальчика. Постепенно Хэйзел осознала ценность клинка, который нашла многие годы назад. И поняла, что только она одна в силах остановить Ольхового короля.
«Может, я и застряла у него в услужении, – думала Хэйзел, – но если я освобожу принца, он победит своего отца. Он не связан какими-либо обещаниями. Он достаточно отомстит за нас обоих».
Вот когда все пошло не так. Хэйзел вспомнила накатившую панику, когда она разбила гроб, а принц не проснулся. Вспомнила, с каким ужасом пыталась спрятать меч, оставляла себе поспешные загадочные намеки и потом устремлялась в кровать, прежде чем ее коснутся первые утренние лучи.
Она думала, у нее еще будет время, но ей выпала всего пара минут, когда в следующий раз она наконец-то очнулась в собственном доме: рядом стояли брат, Джек и Северин, а за окном – половина придворных Ольхового короля.
– Где он? – с ходу спросил Бен.
В это самое мгновение первый эльф ворвался в парадную дверь. Хэйзел схватила Разящего и бросилась вверх по лестнице – за доспехами.
Хэйзел вспомнила все это, упав на землю, пока Бен кричал ей, что они победили, пока Северин приказывал перенести тело отца в гроб, где тому предстояло проспать до скончания дней, пока придворные толпились вокруг чудовища, пока Джек снова и снова, как будто одним нескончаемым словом, звал Хэйзел по имени.
Она закрыла глаза и позволила тьме заполнить себя до краев.
Глава 22
Хэйзел проснулась в незнакомом месте. Воздух был напоен ароматом жимолости и далекими звуками арфы. Она лежала на большой, искусно сделанной кровати под серебристо-серым одеялом, легким, как шелк, но теплым, как гусиный пух. Ей хотелось поглубже зарыться в перины и продолжить спать, но она знала как минимум несколько причин, почему делать этого не стоит.
