– Может, и ошибка. Но минутницы «нового типа», – Марта Петровна язвительно выделила эти слова, – поступили в продажу прежде, чем были закончены все предварительные расчеты и испытания. Сколько, говоришь, исчезло у тебя в том троллейбусе?
– Неделя… плюс-минус пара часов, – Ире не удалось сдержать вздох. – И вы думаете…
– Я думаю, не только у тебя одной. Конечно, эмпирических доказательств у меня нет. Но, судя по этим цифрам, – профессор постучала карандашом по распечатке, – накопленных запасов там лишились все, кто находился в радиусе полуметра от того мальчика. И кнопка «поделиться», – Марта Петровна покачала головой, – тут ни при чем. Парень явно обзавелся новой моделью одним из первых, до того как в них начали ставить предохранители.
– Три партии! – осенило Иру. – Он говорил «первые три партии». Вы правы, – печально согласилась она, – Валерий Степанович знал. Только решил не поднимать шума, чтобы не потерять… уж не знаю что – кресло, доходы или репутацию. Интересно, а «три партии» – это сколько штук?
– Пойдем выясним, – Марта Петровна решительно поднялась, – все равно надо что-то решать и как-то исправлять ситуацию. Кто знает, сколько еще владельцев таких минутниц ходит сейчас по улицам.
– Три тысячи?
Ира вжалась в кресло и молча наблюдала. Если четверть часа назад ее поразила потерявшая на минуту самообладание Марта Петровна, то теперь глазам студентки предстала еще более шокирующая картина: декан и профессор передового, одного из самых уважаемых в стране вузов орали друг на друга хуже базарных торговок. О присутствии Иры в кабинете все словно позабыли, увлеченно бросаясь обвинениями. По истечении получаса Ира сделала два вывода. Во-первых, декан, как и ожидалось, не собирался принимать никаких решительных мер. Б
А во-вторых, было похоже, что он в конце концов таки уговорит Марту Петровну не поднимать шума, апеллируя прежде всего к репутации Политеха – вещи, в глазах профессора «вышки» необычайно ценной.
Но оставлять все как есть… Нет, нельзя. К тому же, понимала Ира, отец предвидел, что на эффекте «похищения» времени у ничего не подозревающих граждан однажды кто-нибудь решит погреть руки совершенно сознательно. И не было никакой гарантии, что этим кем-то не окажется в конечном счете сам Терлецкий, уже вкусивший сказочных доходов. Доверия к нему Ира не испытывала больше ни на грош. Но чем такому развитию событий она могла помешать? Разве что…
Воспользовавшись тем, что Марта Петровна и Валерий Степанович по-прежнему не обращали на нее никакого внимания, Ира тихонько выскользнула из кабинета. С антеннами по всему району (или уже городу?) она все равно ничего поделать не сможет. Равно как и с «приборами нового типа». Но вот установка, которая генерирует само излучение, и методика обработки тех самых магнитов… Кроме Иры со всеми деталями была знакома только «железная Марта», а в ней Ира, как ни странно, не сомневалась. И если успеть уничтожить все данные по настройкам и магнитам, хранившиеся в лаборатории, то по крайней мере остановить бесконтрольный процесс похищения времени она сумеет, а на работу обычных минутниц это не повлияет – испортятся только «новые». Конечно, если Ира справилась одна, непременно найдется тот, кто в свою очередь сможет рано или поздно повторить открытие Виноградова. Но дай бог, в следующий раз результаты окажутся в более достойных руках. А пока… декану после сегодняшнего не останется ничего другого, кроме как полностью прикрыть проект «множителей». Сейчас Ира как никогда понимала папу. С сожалением взглянув на еще не потерявшие глянец ботиночки – вряд ли ей в ближайшей перспективе будут светить новые доходы, – она заспешила в подвал: ей предстояла масса тяжелой и чрезвычайно обидной работы.
Александра Гардт
Механика
Любовь – это война. Ты понимаешь это в день, когда тебе исполняется девятнадцать. Или двадцать шесть. Кто теперь возьмется считать, в пустом мире, где есть только одно разряженное в ничто мгновение, которое приходится повторять снова и снова. Ломая торт с девятнадцатью свечками, вылетая из-за стола вслед за ней и считая двадцать шесть залпов, которые дают в твою честь после твоей гибели.
Мне хочется выть в голос. Не каждый сумеет промахнуться семь раз мимо точки назначения. Я, видимо, являюсь счастливым исключением. Материализуюсь в пространстве, забегаю в зал, который вот-вот рванет фейерверком C-4, и представляюсь на ходу, отталкивая охранника:
– Всем привет, меня зовут Джейми, сегодня я ваш личный ангел, быстро ткните пальцем в мистера Ходжкинса.
Народ таращит глаза, а взрыв – в восьмой раз – гремит в соседнем здании. Я разражаюсь матерной тирадой, и механический голос в наушнике неуверенно произносит:
– Капитан Лионелли, повторите запрос.
Охранник выводит меня под руки, я выхожу на улицу, сейчас спешить некуда, можно сесть на лавочку и подумать. Лондон одуряет прекрасной весной, зелень на голубом, яркое солнце, неуверенные кривоватые улыбки. Идиллия, но только две с половиной минуты назад. Сейчас офисное здание в Сити разрушено почти до основания, на асфальте красное мешается с тошнотворным, все бегают и кричат о террористах. Меня, конечно, сшибают с ног, ну еще
