– Стэн?
Ничего.
Уиллард знал, что ему надо бы встать. Надо взять фонарь и пойти разбираться, что там да как. Левой, правой, левой, правой, и вниз по лестнице – все просто.
Он, однако, не двинулся с места.
– Стэн? Ты в порядке? – позвал он снова, но на сей раз как-то потише.
Надо досчитать до пяти. Если Стэн не появится до тех пор, что уж делать, придется идти. Почти не дыша, Уиллард стал тихо считать:
– Раз… два… три…
Он хрипло вдохнул.
– Четыре…
И еще раз вдохнул.
– Пя…
Ему ответили – жутким криком. В обе стороны по коридору за дверями приборной лампочки дико замигали, а потом вырубились одна за другой, словно кто-то высосал электричество, как коктейль, через невидимую соломинку. Странное дело, но Уиллард все еще не мог заставить себя отправиться выяснять природу звука – даже заслышав приближающееся к дверям снаружи утробное ворчание и странные, скрипучие, одышливые взвизги.
Кошмары пришли к нему сами.
И, как это свойственно людям и снам, они хотели еще.
Маленький рай
В половине первого ночи Мемфис пасся на тротуаре перед клубом «То что надо!», нервно побрякивая мелочью в кармане брюк от взятого напрокат фрачного костюма. Накрахмаленный воротничок был туг, как медицинский жгут. Он перечитал написанное сегодня стихотворение, сложил бумажку, сунул в карман фрака и снова принялся мерить тротуар, то и дело бросая нетерпеливые взгляды вдоль улицы.
– Господи, Мемфис, ты того и гляди дыру в этом тротуаре протопчешь, – сказал Кларенс, швейцар. – Тебя кто-нибудь ждет?
– Скорее уж я жду кого-нибудь, – пробурчал в ответ Мемфис.
К подъезду подкатило такси, знакомый хриплый голос сказал: «Сдачу оставьте себе», – он обернулся и увидал выходящую с заднего сиденья Тэту в черном, сплошь расшитом стеклярусом платье и боа из белого песца. Глаза она густо подвела карандашом, так что они сияли, как две темные жемчужины; черная прическа-боб была сплошь лоск и острые углы. Улыбка плясала в уголках ее багряного рта, когда она заскользила к Мемфису, будто потустороннее видение.
– Вечер добрый, Принцесса, – сказал он, когда смог, наконец, говорить.
– Прекрасно выглядишь, Поэт.
– Ты… – он поискал подходящее слово, – ослепительна.
Тэта выгнула тонкую бровь.
– Напомни, чтобы в следующий раз я положила в сумочку словарь.
– В следующий раз… – Мемфис заухмылялся от уха до уха. – Мне нравится, как это звучит.
Кларенс выразительно на него посмотрел и распахнул дверь. Мемфис отмел инициативу взмахом руки.
– Мы что, не идем внутрь? – удивилась Тэта.
– Не сюда. Это сюрприз, забыла?
Мемфис препроводил Тэту на угол Седьмой авеню и Сто Сорок Третьей улицы. Показался патрульный полисмен, и Мемфис поскорее отстал, проложив между собой и Тэтой предупредительную дистанцию. Коп сделал ей под козырек, та ответила прохладной улыбкой. Когда тот удалился на безопасное расстояние, Мемфис снова поравнялся с Тэтой.
– Следующий угол, – сказал он.
– Что за большой секрет ты намерен мне открыть?
– Сама скоро узнаешь. Закрой глаза. Так, теперь три очень больших шага, и-и-и… открывай.
Тэта прищурилась на раскинувшийся перед ней светящийся навес.
– «Маленький рай»? Это что, шутка?
Мемфис по-хозяйски заложил большие пальцы за лацканы.
– А что, похоже, что этот джентльмен во фраке шутит?
– Ладно, сдаюсь. И по какому случаю?
– Сегодня восемнадцатая годовщина нашего самого первого свидания, – осклабился Мемфис.
– Это же совершенно шикарное место. Откуда капуста, Поэт? – прошептала Тэта, пока белоперчаточный швейцар приветствовал их ледяным «добрый
