Логово снов

своих дам на танцпол – все такие хохочущие, беззаботные. Каждую ночь они заваливались сюда целыми машинами, чтобы как следует подзавестись, а потом ехали обратно в центр, увозя веселье с собой, расплескивать драйв в бродвейских шоу, в элегантных клубах, в отелях, куда вход разрешен только с правильным цветом кожи. Мемфиса просто выжигало изнутри то, что они могут вот так преспокойно заявиться в его район, в его клуб вместе со своим девчонками, и никто им на это слова лишнего не скажет. Им и полагалось тут бывать, какие могут быть вопросы. А вот ему, Мемфису, в своем собственном доме и со своей собственной девушкой приходилось вести себя осторожно.

Под столом, незримо для всех, он переплел пальцы с пальцами Тэты, радуясь шелковой мягкости ее перчаток. Просто погладить ей ладонь – уже счастье. В нескольких столиках от них компания гарлемских шишек глядела на них с возмущением. Да пошли они все! К черту белую шваль, которая смеет устанавливать тут правила… и Гарлем тоже к черту – за то, что покорно по ним играет!

Мемфис сжал руку Тэты покрепче, так что она даже ахнула.

– Доверься мне, – прошептал он, вытащил переплетенный узел рук из убежища и уложил посреди тихого белого океана скатерти.

После чего с вызовом посмотрел на своих, тех, что за несколько столов – ну, как вам? Те отвели взгляд, и Мемфис насладился заслуженным чувством триумфа. Вот и не надо мне диктовать, как жить! Оркестр начал новый танец, и еще больше публики потянулось к и так уже битком набитой площадке. Мимо проскользнула белая пара; их руки сплетены в замок точно как у них двоих. Девица, блондинка в рассыпающей стразовые искры головной повязке, посмотрела на Тэту, на Мемфиса и снова на Тэту. Она могла сколько угодно притворяться утонченной особой, но лицо во всем этом маскараде было живым, настоящим – и выражало оно неприкрытое презрение. Она задержалась у их стола лишь на мгновение – но ровно настолько, чтобы ее реакцию заметили и оценили.

Тэта ответила ей яростным взглядом. Счастливой она при этом совсем не выглядела. Мемфис крепко держал ее за руку – все хорошо, все просто шикарно, он рядом. Ладонь была теплой на ощупь, очень теплой, и в ее глазах вызов неожиданно сменился ужасом. Она быстро выдернула у него руку. Блондинка с самодовольной улыбкой устремилась за своим кавалером и присоединилась к счастливым танцорам – а Мемфису будто нож всадили в живот.

Тэта вскочила, хватаясь за стол и почти опрокинув напиток.

– Прости, – пролепетала она, сметая со скатерти сумочку, – прости, Поэт. Я себя неважно чувствую. Мне надо домой.

И она выбежала из клуба.

– Тэта! Тэта! – закричал вслед Мемфис.

Он кинулся было за ней, но был остановлен официантом.

– Ваш счет, сэр.

– Клянусь, я сейчас же вернусь!

– О, я уже такое слышал, и не раз, – сказал тот, незыблемый, как скала, и Мемфис почувствовал себя дважды униженным: Тэтиным внезапным бегством и подозрениями обслуживающего персонала.

Белых посетителей в дверях никто не ловил. Под взглядами всего ресторана Мемфис вытащил бумажник и бросил на серебряный поднос несколько банкнот.

– Ну, что, счастлив? – ядовито осведомился он.

От особенного вечера остались одни осколки. Плюс ко всему Тэта забыла на столе подаренное ей стихотворение. Мемфис в ярости сгреб бумажку и стал проталкиваться к выходу, так и не заметив два обожженных отпечатка ладоней на краю белеющей скатерти.

Гарлемские улицы купались в неоновом рекламном свете и, казалось, насмехались над бредущим домой Мемфисом. Клубок юной, пьяной и золотой молодежи выкатился из дверей «Коттон-клуба» (только для белых) и тронулся по Леннокс-авеню, горланя «У нас все – то что надо!» на пределе глоток. Естественно, они заняли собой почти всю ширину тротуара, и Мемфис рад был бы врезаться в них, столкнуть на мостовую, но вместо этого лишь засунул кулаки поглубже в карманы костюма. В одном из них до сих пор лежало смятое стихотворение.

– Эй, ромео! Как твое большое свидание? – хохоча, поинтересовался Кларенс от дверей проклятого «То что надо!». – Да не горюй ты так, Мемфис, тут внутри полно девчонок!

Ага, только моей любимой там нет, подумал про себя тот. На краю квартала, на полузаброшенной улочке, бесконечно далекой от прелестей Леннокс-авеню, какой-то мужчина растянулся поперек тротуара и блевал спиртным. Мемфис признал в нем одного из местных пьяниц – Нобла Бишопа. Пальто на господине Бишопе не наблюдалось, того и гляди закоченеет тут насмерть.

Мемфис перемялся с ноги на ногу.

– Эй? Эй там, мистер Бишоп! С вами все в порядке?

В ответ пьяница крепко его обругал.

Отлично, ну и лежи себе, где лежал, подумал Мемфис. Тетя Октавия на это бы сказала: «Все равно нельзя помочь человеку, который не хочет, чтобы ему помогали».

Однако обитатель тротуара явно был не в порядке. Сквозь разорванную рубашку на руке виднелась рана – совсем скверная, если по чести. Мемфис