будто легкие ее на секунду перестали работать, а потом опомнились. Голова качалась на шее, софиты слепили глаза. Ноги едва слушались ее, но она все же попыталась встать.
Аудитория потрясенно ахнула. Одна из певичек кинулась поддержать ее. На языке у Эви был кровавый привкус; во рту, на щеке саднила ранка – наверное, она ее прикусила. Мистер Форман протянул ей стакан воды, и Эви жадно выхлебнула его одним глотком, нимало не заботясь, что попутно залила все платье. Оттолкнув певицу, она на нетвердых ногах двинулась прямо на Бейтмена.
– Где… где вы это взяли? – Эви едва не подавилась звуком; софиты были как кинжалы; из глаз и носа текло.
Еще немного, и ее, возможно, стошнит.
– Я же вам говорил, это моего друга, Ральфи…
– Это неправда! – наполовину выкрикнула, наполовину прорыдала Эви.
Аудитории это непредвиденное шоу никакого удовольствия не доставило. Люди пришли славно провести время и получить весточку из иного мира – про пропавшую собачку там, или про фамильные драгоценности, которые того и гляди поведают, что ты – давно потерянный родич какого-нибудь миллионера, а то и коронованной особы. Мистер Форман честно попытался спасти положение, но голос Эви перекрыл его лепет:
– Откуда у вас гребень моего брата?
– Эй, послушайте… мне просто нужна была небольшая помощь, – попробовал отбрехаться Бейтмен, явно больше растерянный, чем разозленный. – Я не обязан выслушивать такое!
Инженер из будки уже подавал отчаянные знаки мистеру Форману, который, опомнившись, сгреб певичек к микрофону. Там они немедленно затянули бодрую песенку, чтобы заглушить разворачивающуюся у всех на глазах драму. Боб Бейтмен вырвал злосчастную расческу у мистера Формана и устремился по центральному проходу к дверям, несмотря на грозно пылавшую над ними багровую надпись «В ЭФИРЕ». Эви, шатаясь, устремилась за ним под возмущенный ропот зрителей – это ее, разумеется, не остановило. Как упущенный мальчишкой мраморный шарик, она покатилась через вестибюль радиостанции – только бы догнать.
– Мистер Бейтмен! Мистер Бейтмен, а ну, стойте!
Тот лишь ускорил шаги. Она вырвалась через двери в вечернее безумие улицы. Холодный дождь ударил ее по ресницам тяжелыми, тучными каплями. Боб Бейтмен уже был на полпути по лестнице, но она кинулась за ним бегом и схватила за руку.
– Где. Вы. Взяли. Этот гребень? – прорычала Эви сквозь стиснутые зубы.
– Слушайте, я же уже вам сказал…
– Хватит врать! Вы врете, врете, врете!!! – Эви уже плакала навзрыд.
Устроить сцену прямо посреди Бродвея, где все на нее смотрят, – что может быть лучше… но Эви было уже все равно. Ей нужна была правда.
– Откуда вы знаете моего брата?
– Что?
– Моего брата, Джеймса! Он был на том поезде. Я видела его!
На физиономии Боба Бейтмена отразилась паника. Он быстро глянул в обе стороны вдоль улицы и наклонился к Эви, понизив голос.
– Послушай, душечка, это даже не моя расческа…
– Что?
– Она не моя, поняла?
– Н-но, в-вы сказали…
– Мне заплатили, чтобы я это сказал. Она не моя, – снова повторил он.
– Кто? Кто тебе заплатил?
– Понятия не имею. Какие-то парни в темных костюмах… Адамс! Напарник называл его мистер Адамс!
– Зачем они это сделали?
– А мне откуда знать?
– Отведи меня к ним!
– Ты спятила! – Эви вцепилась в него обеими руками. – Пусти!
– Нет, пока не отведешь меня к ним, – Эви вонзила ногти ему в руку.
– Ай! Пусти, кому говорю!
Он наступил ей на ногу; Эви взвыла – больше от потрясения и гнева, чем от боли, – и он сумел вырваться.
Поглядеть на бесплатный спектакль уже собралась небольшая толпа.
– Чокнутая! – сообщил Боб Бейтмен собранию. – Она чокнутая! Все эти пророки совсем рехнутые!
Когда мокрая, забрызганная грязью Эви вернулась в студию, Мыльный Час Пирса уже кончился. Она спряталась за каким-то мясистым растением в кадке, c широкими листьями; в фойе курила группа мужчин, слушая, как мистер Форман в колонках объясняет радиослушателям, собравшимся у домашние
