– Куда это вы собрались? – полисмен поднял руку. – Сегодня вечером никто не покинет квартал, мисс, – приказ мэра.
– Я иду к своему дяде, он живет дальше по этой же улице.
Полисмен оценил ее костыли и кивнул.
– Ступайте, мисс.
Опера вся грохотала: двое дядиных учеников прибивали размалеванный холст декорации к деревянной раме. Двери огромной гардеробной были распахнуты; внутри дядя обметал пыль с многоцветных костюмов. Лин потрогала изогнутое фазанье перо на головном уборе Дао Ма Дань.
– Дядя, а как можно изгнать призрака?
Дядя замер, не закончив движения.
– Ну и странные у тебя нынче вопросы, девочка.
– Я гипотетически, – быстро сказала Лин.
– Гипотетически? В научных целях, значит? – уточнил дядя, внимательно глядя на Лин.
Она изо всех сил постаралась сохранить никакое выражение лица, и через мгновение дядя вернулся к своим костюмам.
– А твой призрак – он китаец или американец?
– Понятия не имею, – честно сказала Лин.
– Ну, если китаец, то у нас считается, что его первым делом надо правильно похоронить. В китайской земле. Нужно совершить все нужные ритуалы и прочитать молитвы, чтобы дух мог наконец упокоиться.
– А что, если это невозможно?
– Нужно положить жемчужину в рот трупа. Если же призрак американец… – дядя задумчиво прищурился, – объясни, что ему ни цента не заплатят за то, что он является живым, он и уйдет. Эй, осторожнее!
Дядя спешно переключился на сцену, где двое рабочих воевали с огромным холщовым задником, который шел волнами и грозил рухнуть им на головы.
– Лин, хочешь увидеть что-то особенное?
Она кивнула и поплелась за дядей к краю сцены. Рабочие избежали катастрофы, но задник теперь гордо смотрел тыльной стороной в зал.
– Учиться вам еще и учиться, – вздохнул дядя. – Переверните его, будьте так добры. Вот в эту сторону.
Рабочие очень медленно развернулись и прислонили задник к стене, на сей раз расписанной стороной в зал.
– Красота, правда? – сказал дядя Эдди. – Это оригинальный холст с последнего представления оперы. Они хотели привлечь американскую аудиторию и потому сделали постановку больше похожей на американскую пьесу, c декорациями.
Зал неудержимо сошелся клином, все растаяло, оставив в фокусе только освещенную сцену. У Лин сперло дыхание, будто кто-то вдруг выжал ей весь воздух из легких. Она уставилась на картину, едва понимая, что перед ней: золотые холмы… луг с разноцветными цветами… солнце сияет… красные черепичные крыши китайской деревеньки и окутанный туманом лес на заднем плане…
Все точно так, как она видела каждую ночь во сне, встречаясь с Вай-Мэй.
И тут же все ужасные вопросы последних дней обернулись другой стороной, открывая начертанные там ответы, от которых у Лин кровь так и застыла в жилах. Каждую ночь, когда они приходили в сон, Вай-Мэй уже ждала их там. Она никогда не была на станции или наверху, в городе, как Лин и Генри. А когда Лин спросила ее о пейзаже сна, что та ответила?
Все ключи уже давно были на виду, и Джордж пытался заставить ее увидеть их. Тогда, в тоннеле, он велел ей проснуться. Он хотел, чтобы она поняла все про призрака и про то, кем он на самом деле был.
А кто предостерегал, чтобы они не ходили в тоннель? Вай-Мэй.
Вай-Мэй и была этим призраком…
Но что, если какая-то ее часть до сих пор этого не знает? Что, если с помощью снов она борется с этим знанием? Нужно срочно поговорить с Генри, немедленно! Вот только бы он не был пьян… Бедняга, так расстроился из-за Луи… который так и не объявился на вокзале.
А ведь Луи тоже никогда не появлялся на поверхности, вспомнила Лин. Как и Вай-Мэй, он всегда ждал их в мире снов, мерцая на солнце… Мерцая… В голове у нее сделалось легко и пусто: до Лин наконец дошло, какая мысль не давала ей покоя все последние дни, ходя кругами на глубине, но не всплывая на поверхность. То, что Генри сказал тогда про шляпу: она-то думала, что шляпа его, но изначально она принадлежала Луи.
А ведь Лин с самого начала говорила Генри: она умеет находить только мертвых.
Хор полицейских свистков вдруг взвыл на улице; ему ответили сирены. В окно Лин увидала гурт полицейских, марширующих по Дойер-стрит.
