Логово снов

Надо унести отсюда ее кости. Надо о ней позаботиться…

– Правильные похороны, – кивнул Мемфис.

– Отлично. Устроим ей проводы, – сказал Сэм. – Где будем хоронить?

– Тут церковь Троицы недалеко. C кладбищем, – подсказал Мемфис. – Это святая земля.

– Думаешь, сработает? – усомнилась Тэта. – Джерико говорил, у каждой культуры свои верования.

– А я знаю? – пожал плечами Сэм. – Я в этих ваших призрачных делах полный профан.

– Нельзя оставлять ее в этом ужасном месте, – заявила Эви. – Это, по крайней мере, ясно.

– Я только за, давайте скорее убираться отсюда, – согласился Сэм. – Мемфис, поможем барышне?

Очень осторожно они подняли скелет Вай-Мэй. Некоторые кости отцепились и упали в пыль, но большинство осталось вместе.

– Да уж, по карманам такое не рассуешь, – заметил Сэм.

Мемфис снял пальто.

– Давай ее сюда.

Сэм сложил кости в пальто, а Мемфис аккуратно связал в узел.

– На, – сказал Сэм, вручая Эви череп. – Можешь понести. C Рождеством, милая!

Та скривилась от отвращения.

– Ну, спасибо, испортил мне праздник до конца дней.

– Ради бога, двинули уже на воздух, – сказала Тэта, собирая в ком испачканное кровью платье и решительно шагая в сторону станции.

– Стыд и позор, – объявила она сгнившему великолепию, но думала при этом о печальной участи Вай-Мэй.

Уже на выходе из тоннеля сзади пришел звук: мягкий, но тяжелый, будто дождь вдруг пошел с потолка – раз, два, три, четырепятьшесть, потом еще и еще. Тэта скосила глаза назад и увидала нечто, похожее на припавшего на корточки человека. Рот его раскрылся и издал тягучий вой. Цепочка огней мигнула в долгой темноте. В ее неверном свете картинка распалась на отдельные вспышки: акульи зубы… бледная, растресканная кожа… невидящие глаза.

– М-мемфис, – прошептала Тэта.

Фонарик затрясся у него в руке. Он начал было вести луч вверх, но Тэта остановила его руку, качая головой.

– Продолжаем идти, – скомандовал Сэм. – Вверх и наружу.

– Ненавижу призраков, – сообщила Эви. – Честное слово, просто ненавижу.

Старое дерево лестницы, ведущей вверх, на пассажирскую платформу станции, громко заскрипело под весом четверки. Густой шепот заполнил пространство. Пестрый потолок над ними зашевелился.

– Что мы делаем теперь? – спросила Тэта невесомым, как паутинка, голосом.

Мемфис взял ее за руку.

– Думаю, мы бежим.

Пурпурный вьюн

Генри открыл глаза и увидел солнце. Он лежал на дне лодочки, подпрыгивавшей на волнах. Сколько он уже тут плавает, было совершенно непонятно, но Луи определенно рядом не наблюдалось.

– Луи? – позвал он, садясь. – Луи!

Тот сидел на холме под плакучей ивой, посреди целого луга пурпурных ипомей.

– Вот ты где, – сказал Генри, подходя и усаживаясь рядом. – А я тебя везде искал.

– Кажется, ты меня нашел, – отвечал Луи, но голос его звучал как-то пусто.

– Что будем делать? Сплаваем куда-нибудь на лодочке? Погуляем с Гаспаром? Может, порыбачим?

– Я хочу рассказать тебе про эти цветы, Генри. Я вспомнил… почему так их не люблю, – тихо сказал Луи, и у Генри что-то екнуло глубоко внутри: сон менял направление…

– Это неважно, – весело сказал он.

Ему совсем не хотелось об этом разговаривать. А хотелось только плыть вниз по реке, плыть по течению – только он и Луи, и солнце, и место под ним, что принадлежит только им двоим.

– Идем! Рыба не ждет.

Он протянул руку, но Луи ее не взял.

– Я должен рассказать тебе сейчас, пока у меня, кажется, есть храбрость это сделать.

Генри понял, что его не сдвинуть, сел и стал ждать.

Слова капали медленно, словно каждое из них очень дорого стоило Луи.