– На кладбище… Троицы, – ответил Сэм.
Лин всплеснула руками.
– Нельзя никого хоронить в городе! Это к несчастью!
– Ну, прости, – огрызнулся Сэм. – Некогда было почитать об этом.
– Мы знаем только, – продолжил Мемфис, – что понадобились мы все, чтобы остановить эту напасть навсегда.
– И как? – тихонько спросила Эви.
– Что – как?
– Она остановилась? Навсегда?
С этого момента беседа как-то резко перешла во всеобщую перебранку с криками. Некоторое время Джерико тщетно пытался восстановить порядок, после чего так хватил об стол молотком, что тот треснул. Метафизикометр жахнул статическим разрядом, и все замолчали. Игла на шкале неистово запрыгала.
– Это еще что такое? – спросил Сэм. – И почему оно это делает?
– Не знаю, – прошептала Мэйбл.
Парадная дверь с грохотом распахнулась, потом захлопнулась; звук прокатился по всему зданию.
– Тихо! – прошипел Джерико.
Все сгрудились вокруг стола. Джерико вытащил кочергу из каминного поставца и взял профессиональным бейсбольным жестом, готовый хорошенько размахнуться. По коридору простучали шаги, дверь в библиотеку отворилась.
Уилл встал на пороге, как в раме картины, и по очереди оглядел собравшихся.
– Вы что тут, оркестр решили организовать?
– Уилл, я… – позади него нарисовалась сестра Уокер. – Ого. Не знала, что у тебя тут целая компания молодежи.
– Вообще-то я тоже не в курсе, – сообщил ей Уилл.
– Сестра Уокер? – сощурился Мемфис.
– О, привет, Мемфис. Ужасно рада, что ты зашел. Я уже очень давно хочу с тобой потолковать.
– Привет, Эванджелина, – дядя поприветствовал племянницу коротким кивком; та сложила руки на груди.
– Дядя, – холодно сказала она.
– Ну что, Уилл. Сдается мне, они все, наконец, здесь, – сказала сестра Уокер, снимая шляпу и захлопывая дверь.
Новое начало
В Чайнатауне грохотали барабаны и стрекотали фейерверки, поминутно распускаясь огненными цветами. Год Кролика наконец пришел. Люди повысыпали на балконы второго этажа. Дети глазели с пожарных лестниц, не желая пропустить ни секунды парада. Толпа в этом году была поменьше: многие все еще боялись сонной болезни, хотя о новых случаях больше не сообщалось. Как бы там ни было, мистер Леви явился вместе с внуками, которые стояли теперь на тротуаре, совершенно завороженные львиным танцем. Мистер и миссис Руссо, заправлявшие булочной на Малберри-стрит, тоже были здесь; за ними на хвосте увязались несколько кузенов. Все хлопали, кричали, радуясь шикарному зрелищу и вкусной еде, купаясь в праздничных надеждах – кто не любит новых начал? Супружеские пары раздавали домочадцам красные конверты с деньгами, привлекая в дом добрую удачу. Свой Лин сунула в карман. Потом она добавит его содержимое к фонду «на колледж» – а сейчас ей предстоял пир. «Чайный дом» был битком набит голодными посетителями, жаждущими праздника. От запахов мяса и рыбы, супа и лапши – всего лучшего, что только могла породить папина кухня, – у Лин урчало в животе.
Устроившись за своей тиковой ширмой, Лин разлила чай и поставила на стол две тарелки апельсинов и лунный пирог – приношение в честь Джорджа и Вай-Мэй.
– С Новым годом! – прошептала она.
Джерико, истекая потом, загонял себя ежедневной физической тренировкой. Наконец, он в изнеможении рухнул на пол. Триста отжиманий, двести подтягиваний – и руки даже не дрожат. Он сжал кулак – никаких проблем.
Джерико молча выдвинул ящик шкафа и извлек кожаный футляр, запрятанный в самом низу, под фуфайками. Звякнули десять пустых флакончиков. Он осторожно вытащил пробку из того, что Марлоу дал последним, и отпил унцию голубой сыворотки – на неделю довольно. Осталось еще три.
Он лег на пол и начал по новой.
Эви вылезла из такси и, стуча каблучками, побежала к монолиту Даблъю-Джи-Ай. Она уже взялась за ручку двери, когда сзади донеслось:
– Смотри! Это она!
Троица взволнованных девчушек шепталась и показывала пальцами.