Она стояла в дверях своей лавки, притулившейся под крыльцом дома из бурого песчаника.
– Птицы носят нам послания из страны мертвых.
– Моя мама так всегда говорила.
Серафина ткнула в него длинным изящным пальцем.
– У тебя груз на плечах лежит. Невооруженным глазом видно. Иди-ка сюда, я помогу.
– Нет на мне никакого груза, мэм. Горестей я не ношу, – Мемфис почтительно тронул шляпу и двинулся прочь.
– Куда пошел! – гаркнула Серафина. –
– Чего?
– Как тебя зовут? – медленно проговорила она.
В животе у Мемфиса шевельнулась тревога. Он слышал, что мамбо может наслать проклятие с помощью любых сведений о человеке, даже самых незначительных, даже самых невинных – как имя.
– Мемфис меня зовут, – сказал он, помолчав. – Мемфис Кэмпбелл.
– Я знаю, кто ты такой, мистер Кэмпбелл, – мадам Серафина одобрительно дернула подбородком. – Гарлемский Целитель. Чудо-мальчик. Только вот больше не мальчик. Ты гаитянец?
– По маме.
– Но на креольском не говоришь?
– Не очень.
– Важно знать, откуда ты пришел, юный унган, – хмыкнула она. – Идем. Я хочу поговорить о тебе с лоа.
– Я опоздаю к Папе Чарльзу, – соврал Мемфис.
Губы мадам Серафины сложились в приятную улыбку, которая никак не вязалась с жесткостью взгляда.
– Папа Чарльз дрыхнет, и если скорей не проснется, придет белый человек и отнимет все, что Папа Чарльз построил. Кролики уже в саду, – сказала она, но Мемфис все равно не понял, о чем речь.
– Я просто ставки собираю.
– Он просто ставки собирает, – передразнила она и со свистом втянула воздух сквозь зубы. – А ты вырос пригожим, как я погляжу, – сказала она и рассмеялась, когда Мемфис засмущался. – Бьюсь об заклад, ты скучаешь по своей
Мемфис вздернул голову. Нужно быть идиотом, чтобы кидаться на настоящую гаитянскую мамбо, но на сегодня с него было достаточно.
– Не смейте говорить о моей матери. Вы ее не знали.
Плечи мадам Серафины слегка колыхнулись, как будто ей было недосуг ими пожимать.
– Груз лежит на душе твоей. Я знаю. Я вижу, – она больше не улыбалась. – Иди и дай мне тебе помочь – пока я еще могу.
Но Мемфис уже шел прочь.
– Однажды ты сам придешь ко мне, – крикнула она ему вслед, а ворона все каркала и каркала.
Гримерка театра «Новый Амстердам», как всегда, представляла собой хаос перьев, блесток и полуодетых зигфельдовских красоток, приникших к зеркалам, распяливая ротики, подводя губы и глаза, приклеивая накладные ресницы на положенное им место.
Только что ввалившаяся Тэта обнаружила на своем гримерном столике одинокую алую розу и с улыбкой вдохнула пряную сладость ее аромата.
– Это мне?
– Ага. Специальная доставка. Кстати, ты мне должна пятьдесят центов – я дала мальчику на чай за тебя.
– Спасибо, Глория, – Тэта вручила ей полтинник. – А где карточка?
Интересно, это от Мемфиса?
– Там. Ой, ну, была же. А вон она, на пол выпала.
Тэта заметила под столом крошечный конвертик. «Мисс Тэта Найт», – значилось на нем; почерк был аккуратный и весь в завитушках.
– И кто же твой принц? – поддразнила Салли Мэй.
В словах промелькнула совсем тоненькая струйка яда.
– Твой бойфренд, кто же еще, – отрезала Тэта.
Остальные девушки расхохотались.
Тэта прикусила губу, чтобы спрятать улыбку, и вынула карточку из сливочного цвета бумажного гнездышка. В следующую секунду она закричала.
– Тэта? Что такое, дорогая? – всполошилась Глория.
Вся гримерка смотрела на нее.
– Кто это принес? – шепотом спросила Тэта.