Новая Америка
Мокрый ветер бил Мэйбл в лицо, пока она бежала по Западной аллее Центрального парка, пытаясь обогнать дождь. Одной рукой она придерживала шляпу на голове, а другой – нервничающий живот, параллельно репетируя, что она скажет, когда постучит в дверь музея.
Ага, в музее. Где ты вообще-то работаешь… Каждый день, так на минуточку…
Мэйбл застонала. Никогда она не умела играть в эти дурацкие игры. Вот бы можно было просто взять и сказать, что хочешь, прямым текстом…
– Поцелуй меня, идиот! – воскликнула она, воздевая руки к небу.
Шедший мимо почтальон тронул шляпу и одарил ее улыбкой: в улыбке была надежда. Перепуганная Мэйбл поскорее спрятала руки обратно в пальто и решительным шагом устремилась дальше, непрестанно бормоча себе под нос.
На подходе к музею она притормозила: у входа ошивался коричневый седан, в нем сидели двое. Жизнь на передовой рабочего движения научила Мэйбл подмечать всякие странности – и что-то в этих двоих определенно подпадало под эту категорию. Они, видите ли, просто сидели и пялились на музей. Что ж, не они одни знают, что такое слежка. Мэйбл подошла с водительской стороны и легонько постучала по стеклу.
Шофер опустил окно, на ходу меняя выражение физиономии с сердитого на улыбчивое.
– Да, мисс?
– Я очень прошу прощения, но не подскажете ли вы мне, который час? – просияла Мэйбл, постаравшись охватить обоих самым приветливым своим взглядом – всё, как учили родители.
Так, серые костюмы. Черные шляпы. Любопытные значки на лацканах – одинаковые, кстати: глаз и молния.
– Самое начало второго, мисс.
– О, я вам очень признательна, – прощебетала Мэйбл, перешла улицу и вступила под своды музея.
– Спокойно, Мэйбл, – прошептала она себе, прежде чем нацепить улыбку и ворваться в огромную библиотеку с веселым: – ?Привет! Эй, кто-нибудь дома? Джерико?
Пальто и шляпу она бросила на протянутые лапы гигантского медвежьего чучела.
Белокурая голова Джерико высунулась из-за штабеля каких-то пыльных ящиков, уставивших дальний конец библиотечного стола.
– Мэйбл. Что тебя сюда привело?
У нее тут же схватило горло. На баррикадах она кого только не встречала – штрейкбрехеров, людей с пушками… Почему же ей так страшно говорить с этим мальчишкой?
– О, я тут шла мимо, голодная… Не в том смысле, что я подумала, у тебя тут есть что поесть… – выпалила она, морщась от собственной промашки, и поскорее ткнула пальцем в стол. – Ух ты, тут будто кого-то вырвало бумагой.
Джерико поднял бровь.
– Очень образное выражение.
Два раза дура.
– Прости, – сказала она. – А правда, что это все такое?
– Записки Уилла, еще тех времен, когда он занимался паранормальными исследованиями. Мы их в подвале нашли. Я уже целый час в них копаюсь. Вот, например, ты знала, что пророки упоминаются на всем протяжении истории этой страны, c самого ее начала?
Джерико многозначительно умолк, и Мэйбл ужасно захотелось отпустить какой-нибудь умный комментарий. Увы, близость Джерико так ее взвинчивала, что она ограничилась умным «угу».
– У Джона Смита есть упоминание о целителе и мистике из племени поухатан, который приходил в Джеймстаун. Благодаря видению пророка, служившего у Джорджа Вашингтона, тому удалось избежать британского плена. И есть свидетельства, что некоторые из салемских ведьм были на самом деле пророками. Тут все становится уже совсем интересно…
Джерико выскочил из-за стола и выкатил из-за книжного шкафа большую грифельную доску. Мэйбл смутно различила бледные остатки записок Эви по расследованию дела Пентаклевого Душегуба. Одним движением тряпки Джерико стер последние свидетельства ее пребывания в музее и начертал взамен дату – сентябрь 1901.
– Хорошо, сдаюсь, – быстро сказала Мэйбл. – Что случилось в сентябре 1901-го?
– Вообще-то убили президента Маккинли, – Джерико добавил «Маккинли» к «1901».
Мэйбл покраснела.
– А. Ну да.
– Судя по всему, в августе 1901-го некий пророк, бывший раб по имени Моисей Фридман, пытался предупредить президента о возможном покушении на
