– Иди ко мне, супруга венчанная, – звал князь. – Моя ты или забыла? Клятву мне у алтаря дала. Со мной остаться и в горе, и в радости, и на свету, и во тьме… Так что ж ты там стоишь, милая? Вот он я – твой супруг, иди ко мне…
– Иди… – завыла тьма.
– Здесь хорошо… – манила Велена.
– Там хорошо… – прошептал мужик со всклоченной бородой и шагнул в ночь из освещенного круга. Девчонки закричали, да поздно – поглотила мужика тьма. И обернулся он уже с улыбкой, желтоглазый.
– Иди ко мне, любимый, – протянула ладони Велена.
И звала тьма, говорила с людьми голосами их ушедших любимых, обещала покой и радость, силу и богатство. К каждому подход нашла, каждому в душу заглянула. Сулила то, что больше всего человек жаждал, о чем втайне мечтал, чем грезил. Говорила тьма ласково, оттого и страшней втройне…
Я пламя удержать пыталась, знала, что, коли погаснет вновь, ничего от нас не останется. Ильмира клинок тварей отгонял, а люди молчали. И слушали. Внимательно слушали. И сделать я уже ничего не могла, все силы в огонь отдавала, пытаясь их дурные головы спасти.
– Иди к нам… – манила Велена. – Брось свой клинок, Ильмир. Иди… Обещался ведь…
– Нет! – Сильный голос служителя разорвал завораживающий хор. – Не обещал! И все сказал тебе накануне, Велена! Я тебе благодарен был, но не любовь это.
– Откуда тебе знать про любовь? – прошипела княжна, и с лица ее сползла ласковость, обнажая злобу.
– Я знаю. – Ильмир твердо встретил взгляд княжны. Так и стояли они на границе – он еще на свету, она – уже во тьме. – Знаю. И пусть ты права, и черноты во мне много, но любить я не разучился. И бороться с тьмой не перестану, покуда дышу. Потому что есть, ради кого. Всегда было. Даже не зная ее, я к ней шел… – Тьма затихла, вслушиваясь. – Даже не встретив еще – помнил. Я родился, чтобы жить ею, чтобы искать ее, чтобы служить ей. Чтобы любить. Ее свет мне освещает дорогу, ее сила не дает пропасть. Ради нее я пойду хоть на край и дальше шагну…
Тьма шипела и отступала, а костер затрещал, набирая силу. Служитель повернул голову и посмотрел на меня через красные языки пламени.
– Я узнаю ее в любом обличье и прощения буду просить всю жизнь, – негромко сказал он, но слова его каждый услышал – так тихо стало. Замерли мужики, опустив вилы. Затихли бабы, приоткрыв рты. Затаилась тьма, и твари мрака отползли, отступили. А Ильмир шагнул ближе. – А не простит, не захочет со мной быть – стану жить рядом, охраняя, словно пес, ее покой. Стану образ ее в душе беречь, смотреть издалека, боясь потревожить неосторожным взглядом. И сколько бы дней ни минуло – любить не перестану. Потому что это сильнее меня, – он сделал еще шаг ко мне. – И я люблю тебя, Шаисса, ведунья из северного леса. Люблю любую, хоть с бородавкой на носу, хоть с косой серой. Я люблю твою душу – сильную, смелую и благородную, так какая разница, в каком она теле? Любую узнаю, хоть сотню смени…
– Вспомнил… – прошептала я. И в лесу зажглись красные огоньки, загорелся цветок папоротника.
– Разум забыл, – тихо ответил Ильмир. – А душа всегда помнила. – Он шагнул ко мне, и я повернулась, всматриваясь в глаза любимого. Синь бесконечная…
– Вольны ветры, буйны ветры, разгуляйтесь-войте. Эй вы, камни – седые старцы, – ото сна очнитеся! – вдруг тихонько, полушепотом затянула Белава. Начала робко, но с каждым словом, с каждой строчкой – все увереннее. И подхватили девушки, зашептали, заговорили, запели, все громче и громче, все мощнее и ярче, прогоняя тьму, распаляя пламя срединной ночи:
И костер полыхнул так ярко, что опалил стоящих рядом, осветил лес на целую версту, отгоняя тьму. Запели люди, и твари поползли в стороны, не в силах выдержать эту песню, в которой горел свет человеческих душ. Закричала страшно Велена, и с ужасом все увидели, как лик ее изменился, став безобразным и старушечьим. Завыл по-волчьи князь, упал на четвереньки. Его шуба меховая стала шкурой, а сам он – зверем лесным, оскалившимся и диким. Твари тьмы поползли во мрак, спеша укрыться от обжигающего пламени и людской радости.
