– Понял, но не чувствую. Сейчас ближе подойду.
И я двинулся, с трудом переставляя глубоко уходящие в землю ноги. Добравшись до норы, ушел в землю почти по пояс, утонув в грязи. Хорошо тут водицы натекло. Уцепившись за твердый бетонный край, подтянулся на руках. Пахло нежилым, но кто-то тут гадил наверняка. Давно гадил. Была примесь еще какого-то запаха, вроде бы знакомого, но вспомнить его я не смог. А так пусто. Где-то далеко шла какая-то возня. Но это что-то мелкое, не иначе как крысы.
– Нет там никого. И самое главное – здесь сквозняк. Видать, этот лаз прямо на поверхность ведет. Полезем?
– Поскольку это единственный выход, решение очевидно. Максим, ты уверен, что там в проходе эта землеройка не сидит?
– Ой, Хаймович, любишь ты блудословие, – вставил Федя, – проще сказать нельзя? Лезем.
– Словоблудие, Федор, – поправил Хаймович.
– Короче, слов много. Полезли, Толстый. Давай я первый. Автомат у меня, если что.
– Да я уже почти…
– Максим, возьми фонарик.
– Не откажусь.
Грязно, темно и холодно. Земля сыпется за шиворот, скользит под ногами, хлюпает жижей под животом. И ты, сплошным комком грязи, извиваясь как змея, ползешь, срывая ногти о стылую и скользкую землю. Желание вернуться не заставило себя долго ждать. Еще сильнее было желание согреться, обтереться от грязи, просто полежать, расслабившись, пусть даже в грязи. Но оно невыполнимо, поскольку тут же соскользнешь вниз на головы спутников.
Подъем местами был настолько крутым, что приходится выбивать ботинками ступеньки, чтоб хоть как-то зацепиться. Им еще хуже. Косому летит в лицо грязь с моих ботинок. Пару раз он хекнул, думал обругать, но потом понял, что иначе никак, и замолчал. Позади Косого тяжело сипит Хаймович. Сдюжит ли старый?
Пару раз из руки убегал скользкий, как лягушка, фонарик и упирался мне в грудь. Толку от него не много, свет через заляпанное грязью стеклышко пробивается с трудом. Но что-то останавливает меня погасить его совсем. Хотя темноты я уже давно не боюсь, но без света будет совсем скучно.
Руки не слушаются. Пару раз устраивали привал, упирались ногами в стены и грели дыханием застывшие пальцы. Кажется, мука эта продлится бесконечно. Так и будем ползти до конца жизни, пока не помрем. Холод и усталость вытеснили все мысли и чувства, и я чуть было не прозевал момент, когда лучик света, брошенный вперед, вдруг выхватил из темноты какой-то предмет. И я остановился как вкопанный.
Косой боднул меня головой в ботинок и матюгнулся.
– Что? Что там?
Я не ответил, молча нащупывая за поясницей пистолет. Ответить было страшно. Торки!
Гнездо. Мелкие, размером с дикую собаку. Вот чей запах я учуял, но не опознал!
Деваться мне было некуда, им тоже. И я нажал на курок.
– Ты чего там?! – заорал Федор.
И я практически затылком увидел, как он рвет из-за спины автомат, который выскальзывает из непослушных рук. Напрасно, подумал я, стрелять он не сможет, я на пути. А через мой зад стрелять – пуля ударную силу потеряет. Как о многом можно, оказывается, успеть подумать за долю секунды! Но вот пистолет застыл в моей руке, бесстыже выставив оголенный ствол. Патроны кончились. Стало оглушительно тихо, и в этой тишине я услышал шорох отползающих гадов.
– Етит твою мать, Толстый! Ты в кого палил?!
– Мужики, вы ножи приготовьте, сейчас через торков поползем, может, подранки будут, – выдавил я из себя, облизнув пересохшие губы.
– Говорил тебе, пусти вперед! На, автомат возьми! – пихнул меня под зад Федя.
– Максим, ты как там? – озабоченный голос Хаймовича.
– Нормально, патроны только кончились.
– Автомат бери, скотина упрямая! – тычок под зад.
– Не, я сейчас из сумки второй ствол достану.
– Максим, – это Хаймович, – ты поаккуратнее с боеприпасами, впрочем, тебе виднее.
– Ладно, ползем дальше, – сказал я и, поменяв пистолеты, вцепился пальцами в землю.
Торков оказалось не так уж и много, по одному на брата, и признаков жизни они не подавали. Фонарик в левой, ствол в правой – выходило несподручно. Помаявшись, убрал пистолет за спину и вытащил нож. Нож – то что нужно! И упираться удобно, и панцирь у молоденьких торков нож протыкает. Разминулся с первым и оставил его Косому пощупать. Тот чертыхнулся, вляпавшись в его кишки. Странная брезгливость. Мы в грязи по самые уши, а он кишками брезгует. Впереди был еще один живой, но он усиленно отползал назад. Я буквально наступал ему на хвост. Страх пропал совсем, открылось второе дыхание. Хаймович говорит, что это адреналин поступает в кровь. Не знаю, что это такое, но кураж приходит точно. Я уже знал, что
